Рита Ро Когда просыпается сердце

Маска закрывает половину моего лица, но я все равно чувствую себя раздетой. Шелк платья обтягивает фигуру так плотно, будто ткань тоже решила играть в соблазн. Каждый мой шаг отзывается эхом по мраморному полу, потому что каблуки стучат уверенно, как будто я вовсе не Инга Смирнова, простой гид и скромница, а настоящая пантера, от которой теряют разум все мужчины. Кто-то, кто умеет быть дерзкой, желанной, смелой. Весь этот вечер – свет свечей, бархатные тени и приглушенная музыка. Он будто создан для того, чтобы превратить меня в женщину, готовую на все.

– Ваше приглашение? – спрашивает дама у входа, настоящая героиня старинной гравюры: корсет, веер, перо в волосах и белая маска.

Я протягиваю черную карточку с золотым тиснением. Дама бросает на меня долгий взгляд, кивает и отступает в сторону.

Я вхожу. Бархатные стены цвета бордо, хрустальная люстра, под ней – сотни людей в масках. Золотых, черных, красных – все не перечислишь. Все как один элегантные и таинственные. Возбужденные. Кажется, это не просто бал. Это игра на выживание: кто сумеет скрыть свое лицо, когда под маской рвется наружу желание?

Я касаюсь своей маски: павлиний глаз, перья, блеск. И сразу чувствую, что на мне сосредоточено чье-то внимание. Один взгляд. Один, но настолько пристальный, что по коже бегут мурашки.

Мужчина стоит у лестницы. Высокий. Во фраке. В перчатках. Черная маска. И в нем есть что-то непоколебимое. Что-то, от чего внутри все сжимается.

Он подходит ко мне:

– Первый раз на балу? – спрашивает хрипловатым и глубоким голосом.

– Угадали, – стараюсь улыбнуться я. – А вы?

– Я бы сказал: каждый раз как первый. Можно вас угостить?

Он берет два бокала с подноса, один протягивает мне. Я делаю глоток. Шампанское терпкое, как поцелуй с намеком на опасность.

– Танцуете?

Я киваю. Он кладет ладонь мне на талию. Мягко, но так, что дыхание перехватывает. Мы выходим на паркет. Я не умею вальсировать, но в его руках чувствую себя так, будто рождена для этого. Для вуалей, света свечей и шагов в ритме сердца.

– Вам нравится быть в маске? – Его губы почти касаются моего уха.

– Да. Здесь я чувствую себя… свободной.

– А если я скажу, что под маской вы гораздо соблазнительнее?

Я улыбаюсь, не отрывая взгляда.

Музыка меняется, становится медленной и тягучей. Он склоняется ближе и шепчет:

– Пойдем отсюда.

Я не спрашиваю, куда. Просто иду. Сердце стучит как ненормальное.

Мы поднимаемся на второй этаж. Длинный коридор, старинные портреты на стенах. Дверь. Комната. Полуоткрытый балкон. Холодный воздух касается плеч, и почти сразу же чувствую его руки. Теплые, решительные, они ложатся мне на талию. Он прижимается сзади.

– Скажи нет, если хочешь, чтобы я остановился, – шепчет он так, что голова идет кругом.

Я не говорю.

Он целует мою шею. Сначала осторожно, потом – еще и еще. Я закрываю глаза, спиной прижимаюсь к его груди. Сердце гремит, как та музыка внизу. Мужчина поворачивает меня лицом к себе.

Маски все еще на нас. От этого становится еще жарче.

Его пальцы находят молнию на спине. Я слышу, как она скользит вниз. Платье медленно спадает с плеч, обнажая меня. Я ловлю его взгляд. Сквозь маску вижу: он хочет меня. Так же сильно, как я его. Это сумасшествие? Да.

Он поднимает меня на руки. Несет к дивану у окна. Лунный свет лишь частично освещает происходящее. Его губы обжигают мои ключицы, грудь, живот. Я прикусываю губу, чтобы не закричать. Слишком откровенно.

Мои руки дрожат, когда я расстегиваю пуговицы его рубашки. Кожа под пальцами – горячая, а мышцы – напряженные. Он больше не джентльмен. Он – огонь.

Он целует мой живот, опускается ниже. Его дыхание обжигает. Его пальцы находят те самые места, которые заставляют кричать, но я сдерживаюсь. Я выгибаюсь, прижимаюсь к нему, кусаю губы, иначе просто сорвусь.

Он смотрит на меня, будто я – запретный плод. Но это для остальных. А он может меня взять. И я его. Только его.

Я тянусь к нему. Касаюсь маски, хочу снять. Он коротко и резко выдыхает:

– Не здесь, – хрипло выдыхает.

А потом снова поднимает меня. Несет в другую комнату – туда, где горит камин. И, кажется, он прекрасно тут ориентируется.

На шкуре перед огнем мы уже не играем. Он входит в меня медленно, сжимая мои бедра. Маски по-прежнему на нас. Мы – никто, и в то же время – все.

С моих губ срываются стоны. Он шепчет мне, что не отпустит. Я забываю, кто я и где я. Есть только наши тела. Пламя. И он.

Он замирает. Мое дыхание сбивается, волосы прилипают к вискам. Маска вот-вот собьется набок. По телу словно проносится молния. Не сразу получается восстановить дыхание.