– Он редко занимается подобным лично, – с улыбкой отвечает она. – Но в данном случае… сделал исключение.

Я ощущаю, как внутри все замирает. Пульс отдается в висках.

Иду по коридору. Здесь коричневые стены. На них черно-белые фотографии людей в масках. Иногда видно только руки. Или рот. Или силуэт в латексе, как у героини фильма «Секретарша». Все это не вызывает пошлости. Скорее… ощущение какого-то обряда.

На стеклянной двери зала выгравирована та же змея. Я касаюсь ее пальцами, едва дыша, и вхожу.

Темнота, как за кулисами театра. Подсвечены только экспонаты: кожаная маска, гипсовая скульптура рук, застывших в объятии, зеркало в форме замка. Потолок затянут тканью. И все это пронизано той самой эстетикой, которую я уже чувствовала на себе: на коже, по позвоночнику, в горле. Он здесь. Может быть, не физически. Но это его проект. Его почерк.

Я замираю у одной из инсталляций. В полумраке виднеется диван с бархатной обивкой, перед ним – шкура, а над всей сценой висит маска, почти идентичная той, что была на нем в ту ночь.

Ноги подкашиваются. Я делаю глубокий вдох, но не ухожу. Не убегаю. Держаться, Инга!

Я слышу шаги.

Медленные, уверенные, не торопящиеся. Они звучат так, будто человек, их производящий, не должен представляться. Он уже владеет этим пространством. И мною тоже – хотя бы отчасти.

– Госпожа Смирнова, – слышу я голос за спиной.

Он все тот же. Тот самый голос.

Я поворачиваюсь. Мужчина стоит в полумраке. Без маски. Но в нем есть все, что я узнала той ночью: уверенность, сдержанная сила, обволакивающая тьма. Черные брюки. Рубашка без галстука. Рукава закатаны. На левом запястье – серебряный браслет в виде змеи.

У него черные волосы, невероятные карие глаза, в которых тонешь. Невероятно красивое лицо. Такие вообще разве бывают?

– Здравствуйте, – говорю я. Голос предательски дрожит.

Он делает шаг ближе.

– Меня зовут Ли Ян. Я – куратор этой выставки. И, как вы уже, наверное, догадались… наш с вами разговор не будет обычным собеседованием.

Я стою, как статуя. Только ресницы дрожат.

– Вы подготовились к встрече? – продолжает он. – Прочитали о выставке?

– Да. Название… – сглатываю я. – Перекликается с тем, что вы мне написали.

Он улыбается. Как будто это и поощрение, и опасность.

– Это и не совпадение, и не послание. Это… вызов.

Ли Ян подходит ближе. Я чувствую запах: дерево, кожа и что-то пряное, теплое.

– Если вы согласны участвовать в проекте, – говорит он, – вы должны понимать: эта работа потребует от вас не только компетентности. Но и смелости. Готовности. Жажды. Вас ждет не просто галерея.

Он делает паузу:

– Вас ждет… игра.

Я дышу часто. Но не ухожу. Я готова слушать. И готова… играть.

Он оказывается совсем близко. Дыхание опаляет мою шею:

– Я бы хотел, чтоб вы согласились, Инга.

Когда я возвращаюсь в фойе после разговора с куратором – если это вообще был разговор, а не театральный пролог к чему-то большему, – администратор уже ждет меня у дверей в противоположном крыле.

– Госпожа Смирнова, – говорит она вежливо. – Вас попросили пройти в кабинет архивов. Там передали нечто, что, по словам куратора, «принадлежит вам».

– Мне? – Я едва не сбиваюсь с шага. – Это… ошибка?

– Вряд ли, – отвечает она с таким выражением лица, будто все давно написано по сценарию. – Все уже подготовлено.

Я иду по коридору, на этот раз обитому зеленым бархатом. Шаги почти не слышны, воздух густой и пахнет пыльными полотнами, ладаном и чем-то металлическим. На дверях – надпись латиницей: «Archivum». И ручка в виде львиной головы. Кто-то однозначно выпендривался.