— Птица летает! Иль дракон опять! Вставай!
— Какой такой нахрен дракон, — проворчала я, поднимаясь и натягивая платье. — Ей-богу, я этого дракона собственными руками удавлю, если увижу…
— В змеином городе драконы огнём плевались, если помнишь, — покачал головой Ратмир.
— А этот плюётся?
Я вспомнила, как мы бежали из Кайа-Тиля, и подхватилась в поисках сапог. Снег ещё не сошёл, теперь бежать, зачёрпывая его, смотреть, что за неведомая хтонь летает в небе над поселением.
Люди уже собрались на площади. Я слышала гул их голосов, а над белой пеленой снега летел, треща и стрекоча лопастями…
Вертолёт.
Мать моя женщина, честное слово! Вертолёт, самый настоящий, защитного цвета, пузатый, хвостатый, как огромная механическая стрекоза… Боже мой! Спасение пришло! А ещё… а ещё вертолёт означал, что мы всё же в нашем мире! В моём родном мире и времени!
Я схватилась за руку Ратмира и выдохнула:
— Спасибо, господи, спасибо, Мокошь!
— Что это за… птица? — спросил он. — Она же не живая, да? Она как те… как их… машины?
— Да! Это машина! — с восторгом ответила я и вдруг рванулась на свободное пространство, размахивая руками и крича: — Эй! Эй! Мы здесь! Мы здесь! Помогите!
И смотрела, как вертолёт улетает вдаль.
Может, они там подумали, что мы их так приветствуем? Блин, ведь видела в кино сотню раз! Эх…
Надо зажечь сигнальные огни!
— Дрова, тащите дрова! Быстро! — рыкнула в сторону посельчан. Они переглянулись, медля. Я закричала: — Да быстрее же! Быстрее, пока он не улетел!
Видимо, моё лицо не выражало ничего хорошего, потому что они разбежались, как мыши, по шатрам и навесам. А я принялась вытаптывать площадку. Ко мне присоединилась Геля, пыхтя:
— Руда, чё это было-то? Зачем дрова?
— Сигнальные огни будем раскладывать, — так же пыхтя, ответила я. — Спасателей вызывать!
— Так они за нами в этом самолёте?
— Это вертолёт, Гелечка, вертолёт! А мы в Сибири, мать! Мы где-то в глубоких ебенях Сибири! В моё время, понимаешь?
— Рудушка… — она схватила меня за руку. — Разве нам надо, чтобы нас спасали? Мы тут хорошо устроились же…
Ратмир, помогавший нам, тоже приблизился, взял меня за другую руку. Они словно обложили меня, чтобы помешать звать на помощь, чтобы помешать исполниться Лидиному предсказанию…
Я вырвалась, крикнула:
— Я домой хочу! Хочу увидеть маму! Вы меня можете понять?!
— Милая моя, — Ратмир обнял меня, прижал к себе, а меня колотило так, что я могла бы сейчас вызвать маленькое локальное землетрясение, если бы поднатужилась. — Мы всё понимаем, любушка… Топчи, Геля, топчи снег! А вы тащите дрова сюда!
— Надо слово «SOS» написать, — жалобно вякнула я из его объятий.
— Эт какое такое слово-то? — не понял Ратмир.
— Я покажу!
Вырвалась, побежала к первой кучке дров…
Вертолёт вышел на второй круг, когда перед поселением разгорелись огромные огненные буквы. Спасите наши души, пожалуйста! Так молила я молча, про себя, людей, которые сидели в брюхе стрекочущей металлической птицы. Они должны помочь! Они должны увидеть огонь! Невысоко ведь летят!
И провожала вертолёт глазами, растерянная и подавленная.
Он пролетел пряменько над нами, не задержавшись, не дёрнувшись, и скрылся за деревьями. Как это? Они же там не могли не заметить костёр! Не имели права! Невозможно не заметить мои любовно выложенные буквы! Даже без огня!
Обернулась к Ратмиру, посмотрела на Гелю, на Дархана, пробормотала, чувствуя, как в глазах набухают слёзы обиды:
— Как же это? Почему?
И расплакалась, как маленькая.
Способность соображать вернулась ко мне уже в шатре, куда меня отвёл Ратмир. Геля с мужем тоже пришли, и мы все сели вокруг очага. Я держала на руках Ярослава, а сбоку ко мне притулилась Наталья. Забава быстро сообразила немного еды и чая для угощения, тоже подсела к нам.