— Может и ведьма. А чего?

— Та ничего, — неопределённо ответила она, пожав плечами. — Ежели ведьма, так я куда в другое место пойду…

— Да живи, мне-то что. Только не пакости.

Она вздохнула грустно:

— А чего делать-то? Жизнь у нас, кикимор, такая. Людям надо пакостить.

— Я тебе ноги сломаю, — спокойно сказала я. Кикимора испуганно глянула на меня. Ага, я знаю. Но не могу по-другому. Нечисть же по-другому не понимает! — Ладно, шучу. Давай так: ты молоко не порть, а делай так, чтоб оно скисало. Но качественно!

— Это ещё зачем? — насторожилась она.

— Ну, и тебе не скучно, и нам польза. Только у одной козы, договорились?

— А я не умею скисать, — снова закручинилась кикимора.

— Поэкспериментируй. В общем, не пакости по-крупному. Можешь лошадям гривы в косички заплетать…

— Это дворового работа!

— Ну, где я тебе дворового найду? — развела руками. — Побудешь пока за него.

— Эх, — она махнула ручонкой и ответила: — Твоя взяла. Побуду.

И в один миг испарилась, как будто её и не было. Я покрутила головой, выражая этим жестом всю мою безнадёгу, и тут же услышала Забаву:

— Рудушка, а с кем ты так говорила-то? С Натальей ли?

— Нет. С кикиморой.

— Мокошь-матушка, — умеренно удивилась моя золовка. — И до чего договорились?

Я вздохнула:

— Договорились, что пакостить не будет. Только я не знаю, что случится завтра. Вдруг ещё какая-нибудь гадостная новость? Даже страшно становится.

— Ты, Рудушка, не страшись. Подумай, из каких переделок выбирались. Нешто ж тут не проживём?

Проживём. Права Забава. Мы сильные. Нам всё по плечу, пока мы вместе.

9. Глава 9. Мудрость и премудрость

Март 15 число

Ярик мирно уснул в своей корзинке. Она уже стала ему мала, нужно придумать что-то с кроваткой. Я немножечко полюбовалась спящим сыном и снова вернулась под бок к Ратмиру. Муж обнял меня, его рука скользнула по животу, по груди, нашла и сжала сосок — легонечко, двумя пальцами, но властно и нежно. Желание проснулось во мне мгновенно — жадное и жаркое. Обвив рукой шею Ратмира, другой провела по мускулистому животу, словно пересчитывая кубики пресса, и нырнула пальцами в райские кущи густых волосков, укрывающих пах. Член ожил под лаской ладони, ткнулся в неё головкой, я с упоением играла твёрдой флейтой, на ощупь узнавая змеящиеся венки, а губы Ратмира завладели моим ртом, нежа, лелея, покусывая…

Как в первый раз, как в последний раз, мы любили друг друга самозабвенно и страстно. Мы снова собрали паззл из наших тел, чтобы слиться в экстазе из горячих рук, из бесконечно гибких ног, из жадного лона и яростного члена. Мы пили дыхание друг друга, тёрлись телами, извиваясь как только можно, чтобы войти в ритм и наслаждаться той плотской негой внутри, которая осталась и после того, как оргазм низверг нас с облака на бренную землю.

— Я люблю тебя, моя рудая, моя сладкая… — шепнул Ратмир, пытаясь восстановить дыхание. Приластившись к мужу, я свернулась в клубочек у него под мышкой и протянула, довольная:

— Люби меня всегда, и я буду любить тебя.

Ярик закряхтел за занавеской, и я вздохнула. Спасибо, сыночек, что только сейчас решил проснуться! Надо встать, посмотреть… Но из корзинки снова послышалось тихое сопение, и я закрыла глаза. Или не надо вставать… Несколько минут во мне боролись усталость и чувство долга. Последнее всё же оказалось сильней, и я встала, постаравшись не потревожить почти уснувшего мужа. Заглянула за занавеску и вздрогнула от неожиданности.

У корзинки сидела, нахохлившись, кикимора и толкала её ногой, чтобы та легонечко качалась.

— Что ты тут делаешь? — подозрительно спросила я шёпотом. Кикимора подняла на меня блестящие в тусклом свете почти погасшего очага глаза и пожала плечами: