— Сразу, надо сразу… Иначе другие будут первыми!

К нам подтянулись другие жеребцы:

— Где?

— Кобыла?

— В охоте!

Пятая лошадь — кобылка Хосе, которую звали Прыгучая, — зафыркала презрительно:

— Фу, голодные, как дикие тарпаны! Одно слово, мужики!

Асель повела головой, коснулась кобылкиной шеи носом и солидарно ответила:

— Уж точно. Зерном не корми, дай потереться возле бабы.

Они обе выразили своё отношение к жеребцам, отвернувшись от них. Я отмахнулась от претензий и озабоченно сказала Ратмиру:

— Лошади чуют других лошадей. Не думаю, что тут водятся дикие, значит, мы близко к другому поселению.

Он кивнул и крикнул:

— Будьте бдительны!

И тут же, практически сразу, мы услышали сдавленный вопль. По голосу я узнала Хосе. Мужчины спешились и бросились к нему. Я нервно велела Асели:

— Ложись! Я должна посмотреть, что случилось!

— Без тебя справятся, — фыркнула верблюдица, но послушно подогнула передние ноги, встала на колени, а потом улеглась в траву с ворчанием: — Я заболею от этой сырости.

— Вылечу, — бросила я ей, слезая с седла, и, придерживая Ярика, быстро пошла на шум в кустах.

Нашла мужиков собравшимися вокруг конкистадора, который стоял одной ногой в яме, а на лице его ясно читались боль и страдание. Подойдя, я спросила:

— Что произошло? Хосе, что ты сделал?

— Я попал в ловушку, — простонал он сквозь зубы.

— Можешь вытащить ногу?

— Нет, меня что-то держит! Больно…

— Терпи, — я ободряюще потрепала его по плечу, от чего Хосе ещё больше скривился, и опустилась на колени возле небольшой по размеру ямки. Разгребла траву, прелую листву и увидела, что она неглубокая, но вся забрызгана кровью.

Ох ты ж, Мокошь и Велес вместе взятые!

Ярик закопошился в слинге, мешая мне, и я быстро отвязала его, сунула в руки отцу:

— Держи, и отойдите все, дайте свет!

Мужчины отступили, и только Моки присел рядом со мной:

— Что нужно делать, Руда?

— Сейчас, я смотрю.

Ловушка была простой, но одновременно очень коварной. Острые тонкие и крепкие штыри, закреплённые в стенах ямы под углом, позволили ноге провалиться внутрь, а вот вытащить её уже было нельзя — штыри вонзились в плоть. Если бы Хосе в панике дёргал ногой, то штыри только глубже вошли бы в лодыжку. Так, Руда, спокойно. Надо думать очень быстро и спасать конечность!

— Моки, надо копать, чтобы найти концы штырей, понял?

Он только кивнул, достав нож из-за пояса, и принялся деловито откапывать штыри из плотной земли. Я же, взяв другой нож, распорола аккуратно сапог и штанину, освободив голую кожу. Надо же, как в масло вошли чёртовы деревяшки! Кровь и грязь мешали мне, я обтёрла их подолом и приложила ладони, чтобы оценить тяжесть травмы.

Первая радостная новость: крупные сосуды не задеты! Кость не сломана, и это вторая радостная новость. Мякоть лодыжки заживёт, нужно только время, а я помогу. Теперь надо только вытащить штыри…

— Моки, долго ещё?

— Ещё один остался, — пыхтя, ответил парень. Хосе снова простонал:

— Я больше не могу стоять!

— Держите его! — крикнула я остальным. — Если он грохнется, станет хуже!

Хосе подхватили под мышки, и он откинул голову назад. Его глаза закатились, конкистадор потерял сознание от боли.

— Ну-ну, — пробормотала я. — Ведь большой мальчик… Так, Моки, закончил?

— Есть! — воскликнул тот. Ногу, утыканную штырями, как маленького дикобраза, осторожно вынули из ямы, Хосе положили на землю, а Моки придержал за колено раненую конечность. Я выдохнула и сказала:

— Что ж, приступим.

Один за одним я вытаскивала острые колышки из плоти, тут же останавливала кровь, а потом старательно заживляла рану. На всё про всё у нас ушло около сорока минут. В конце я просто падала от напряжения, но успела вылечить ногу до того момента, как мои глаза бессильно закрылись.