- Что тут такое?!

Я выглянула из-за плеча мужа и увидела, как к дверному проходу приблизился Старец. Я видела его не так давно – когда мачехе потребовалось проверить мою девичью чистоту. Меня тогда провели в ее покои, где он ожидал, и поставили перед его глаза. Я всегда сильно боялась их обоих – и Ставру, и его. И этот страх творил с моими глазами что-то непонятное – я видела то, чего просто не могло быть. Тень за спиной мачехи была серой и грязноватой – размытой. Она пугала, но не давила. То, что держалось за спиной самого главного знающего, было в разы страшнее, потому что походило на темного человека. С головой и руками, но без лица. Я всегда старалась не смотреть на это – опускала глаза. Старец взглянул на меня и недовольно пробурчал мачехе:

- Что зря дергаешь? Больше заняться нечем?

Потом встал и просто ушел, а меня мачеха отослала прочь. Я вышла следом за ним и видела, как он уходит по переходу к лестнице – высокий, сильный, совсем молодой еще, едва ли намного старше брата. С длинными темными волосами, стянутыми кожаным ремешком, и в просторной светлой одежде – штанах и длинной, до колена, неподпоясанной простой рубахе.

Если бы не эта тень, то бояться его как будто и не было причины – он ни разу не сделал мне ничего плохого. Просто смотрел и сразу отсылал прочь. Чего ждал от меня, что хотел увидеть – было непонятно. А только этот его приход я связала с тем, что моя ведьминская суть стала известна Ставре. Не ее ли и высматривал во мне Старец все эти годы, зная, что у моей мамы была эта способность – хранить в себе зимний холод?

Сейчас он встал на пути брата, заглянул к нам и скривил губы в усмешке, скрипнув зубами:

- Успел, говоришь?

Брат миролюбиво ответил:

- Не хотелось отдавать сестру на дознание с пристрастием. Все же родная кровь, ты должен понять меня. Она не опасна, а вскоре и вовсе уедет с мужем. Пускай уже Тарт разгребает ее диковинные способности, - хохотнул он довольно, - у них там к любому тайному дару относятся с пониманием и терпением, а не ссылают за него в Провал, - набирал силу его голос. Брат требовал ответа:

- Может, оттого и сильны они, может оттого и урожаи лучше, а враги слабее?! А, Старец?! Для чего она тебе нужна была, что ты кружил вокруг с самого малолетства?

- Хотел для себя, - проронил Старец, глядя в глаза брату.

- Врешь же, - прошипел тот, - добавил бы к тому, что собрано у тебя в схроне, до чего доступа нет даже князьям. Изучал бы, пытал, узнавал – где предел ее умению, что может дать вам… тебе, чтобы упрочить твою власть, так ведь? А у нее просто снег на ладошках появляется и тут же тает… ты же не поверил бы, так же? Заставил бы открыться до конца, довел бы до предела. Как, какими способами? А может, это по твоему наущению мать держала ее в черном теле с малолетства, всеми силами стремясь довести до того самого края, до срыва - чтобы открылась для тебя? Да так умело это, что даже я… Не будет вам ее! Он уже не отдаст, - кивнул он на моего мужа, - договор у нас меж государствами. Так что теперь ты не посмеешь – это же война! Люди не поймут, войско не поймет. Все будут знать кто виноват в ней, кто посмел посягнуть на чужое!

- Я хотел ее для себя… - повторил Старец.

- Сколько их – таких, у тебя? Мало тебе?

- Единственной стала бы.

- Надолго ли? Все об этом! Все равно уже поздно. Сам виноват. Сейчас подтверди мне, что сам. Раньше я бы, может, и прислушался, но ты молчал. Сам виноват? Я должен слышать это - зла, обиды на меня не держишь?

- Сам виноват, - скрипнул зубами Старец, - обиды и зла за то не держу.