- Ступай тогда. Я потом подъеду, как остыну, поговорим обо всем. Не хочу открытой войны меж нами. Но говорить о том, в чем с тобой не согласен попробую еще раз - вдруг услышишь?

Старец повернулся и ушел, а брат кивнул послу:

- Пойдем, поставим подписи, раз уж свершилось. Любава, собери княжну. Вечером малый пир, к ночи чтобы все ее было в доме мужа. Ты тоже…

10. Глава 9

Мы остались одни. Я пыталась осмыслить то, что сталось здесь и сейчас. Взглянула на Любчу – она плакала… молча, закусив губу так, что та побелела. Я вспомнила последние слова брата и все поняла. Заговорила с ней участливо:

- Ну, Любча, ты ведь знала, что этим все завершится, отчего же плачешь?

Она зло огрызнулась:

- А и ты, княжна, что-то от радости не прыгаешь… прости, прости меня, - опомнилась, видно. А я вздохнула:

- Ты разве не поняла? Меня за договор взяли, это его они ушли подписывать. Боюсь, как бы мачеха не оказалась права, и я все же узнаю, как оно - жить рядом нелюбимой и нежеланной, - поделилась я с ней своим страхом.

- Так рядом – оно уже и немало. Только за то, чтобы рядом быть, я бы многое отдала. Сегодня ночью с ним будешь. Полюбит, куда он денется? – думала о своем Любча.

- Послушай! Научи меня, как мужу понравиться, - запросилась я, - ты же знаешь, так скажи и мне, что тебе стоит?

А она вдруг расхохоталась сквозь слезы:

- Вот будет диковина, если ты вдруг ему свое умение покажешь. Не нужно тебе ничего знать – он сам покажет, как ему хочется. Первую ночь всегда немного больно и стыдно, зато потом сладко… так сладко, что сама просить будешь о ласке. Не перечь, не зли, не отказывай в близости никогда. А еще старайся выглядеть заманчиво и опрятно - нарядно одевайся, часто мойся, пахучие протирания я уже сейчас внесу. Тебе горный цвет пойдет – свежий он и нежный, хоть и холодноватый, в самую пору для тебя будет. Это пока все... А дальше как пойдет – не все от нас зависит, - пригорюнилась она опять.

В дверь стукнули и, не дождавшись ответа, в светлицу сунулся вначале большой живот, а следом за ним вплыла и сама Друна. Лицо ее светилось улыбкой, а в руках она держала что-то светлое и переливчатое. Кинула взгляд на Любчу, прошла ко мне и обняла – сильно, почти до боли.

- Как я благодарна тебе, сестра, словами не передать! Это тебе – Саур велел, чтобы хороша ты была на пире, как весенний цвет. Гляди – это праздничное из моего приданого, ни разу еще не одеванное, новое совсем.

Раскинула на кровати платье – из тонкого восточного шелка. С пышными рукавами, которые стягивают на кистях драгоценными широкими обручьями – их она положила рядом, вместе со щедро расшитым такими же каменьями нагрудником. А цвет наряда мягко переливался между нежным зеленым и голубым, смешиваясь между собой и отливая светлой бирюзой. Княгиня щебетала:

- Как тебя? Любава? Подшить подол нужно наскоро, хотя бы подметать, но только крепко. Подрезать и шить некогда, сможешь?

- Смогу, светлая княгинюшка, как не смочь? – тяжко вздохнула моя подруга. Я никогда не думала о ней, как о прислуге. И из-за брата, и из-за ее доброты ко мне.

- Приступай тогда, милая, на ширину мужской ладони убери, ровно на столько у нас рост разнится, а мы отойдем. Только ты сильно поспеши, это нужно скоро. Пойдем, Стуженька, я расскажу тебе о первой ночи. Брат велел рассказать, чтобы ты не пугалась.

Я взглянула на Любчу, улыбнулась и спросила невестку:

- А тебе тоже в свое время рассказывали?

- У нас принято не только рассказывать, а и показывать. Я смотрела в щелочку, как велели. Непонятно было вначале и даже смешно, а потом… потом тебе все понравится.