С большим лишком было всего, как на мой непривычный взгляд. Невестка сидела в креслице, обняв высокий живот руками, и улыбалась мне. Я поклонилась.

- Сестрица… рада видеть тебя, ты редкий гость, порой я даже думаю, что не мила тебе, или это не так? – спросила Друна, все так же улыбаясь. И было в ее лице и в этой улыбке что-то новое для меня, и будто бы появился в ее голосе холодок, которого не было до этого. Мысли заметались, потому что причины в таком отчуждении будто бы и не было… или было? Если она знает о Любче, которая прячется за мною. Но этого не может быть! Сердце кольнула острая жалость, и я подошла и опустилась у ее ног, обняла ее колени и положила на них голову, прислушиваясь к тому, что делается в ее животе – под моим ухом. Ее ладонь погладила меня по волосам. И я подняла лицо к ней.

- Друна…, - начала я и вспомнила, что мы не одни. Приживалка наблюдала за нами, навострив уши, а на лице было написано такое жадное любопытство…, предвкушала, видно, как будет докладывать хозяйке о том, что услышит. Я встала и впервые в жизни приказала, хоть и тихо:

- Выйди прочь. Мне нужно говорить с сестрой.

Меня неожиданно поддержала Друна:

- Выйди, милая, и хорошо прикрой за собой дверь, - взглянула пытливо на меня и, дождавшись ухода приживалки, спросила: - Так чего ты хотела, Студена?

- Меня сговорили, сестра. За того, кто давно мил мне, за кого я просила сама. А я боюсь. Что мне делать, скажи? Как сталось, что брат так сильно полюбил тебя? Ведь ты тоже… - задохнулась я словами, не зная как правильно сказать о том, что меня мучит.

Не знаю, что она поняла из моих слов, а только вздохнула будто бы с облегчением:

- Чего ты так боишься - первой ночи?

- Нет, не этого. Я боюсь, что его принудили к женитьбе, нет, не так, - ломала я руки, вышагивая по коврам.

- Я точно знаю, что он согласился на это из-за выгоды, ведь меня он совсем не знает!

- И ты боишься, что сама ты не нужна ему, и он тебя никогда не полюбит? – вздохнула невестка, - такое может быть, но лучше надеяться, что не станется. Зачем заранее думать о плохом? Иди, сядь со мной.

Я опять опустилась на мягкий ковровый ворс у ее ног, глядела во все глаза на ее лицо. Оно немного изменилась в тягости – будто бы чуть припух нос и губы, на переносице и над верхней губой появились темные пятнышки. Но все равно оставалось пусть и не особенно красивым, но милым. Она продолжила:

- Тут я тебе не помощница. Сама боялась этого. А государь разве меня любит? Ты так думаешь? – потянулась она ко мне, а я даже рот открыла в изумлении.

- Друна, да он же…! Да все это видят и знают! Разве ты сама не поняла этого, он не сказал тебе? Разве не был с тобой каждую ночь? Ведь я слышала – говорили об этом.

- Был… целую луну, пока не понесла. Потом матушка запретила – стало нельзя, он и перестал приходить, а теперь даже заходит редко, - вздохнула опять она, а я неверяще закрутила головой. Это что же – больше половины года? Столько он был без жены, пока не решился прийти к Любче? Сердце зашлось от какого-то тоскливого отчаянья. Будто упустила я что-то, не успела, и это что-то - ценное и дорогое рядом со мной и важное для меня, тускнело, выцветало и уходило – медленными, но верными шагами.

- Нельзя было просто спать в одной постели, рядом, обнявшись? Друна! Она и здесь… и тебя тоже! Я не знала! Пойди сейчас, я знаю, я видела – он шел к себе. Скажи ему, что скучаешь, что хочешь его рядом!

- Не могу, я стала страшна - пошла пятнами, опухла. Ноги… лицо…

- Да ты никогда не была милее, что ты говоришь такое, о чем ты?! Он только и говорит, что о тебе, жалеет тебя, тревожится, хранит, оберегает! Сестра! Что она наговорила тебе, скажи? Это ведь она сказала, что ты страшна сейчас? – впилась я взглядом в ее лицо и, поняв, что угадала, застонала…