Скрытый проход, который видно лишь с определенного ракурса. Две стены, одна за одной, внахлест, которые издалека кажутся монолитной преградой.

Впрочем, это внятно не объясняло исчезновение Иржи. Он что, нашел потаенный проход, положил на пол фонарик и молча двинулся на экскурсию по древней усыпальнице?

Бред.

Ян посмотрел под ноги, на фонарик Иржи. Почему-то не хотелось его касаться, будто фонарик являлся частью простой, но гибельной ловушки. Сыром в мышеловке.

Очередной бред.

Ян наклонился и поднял фонарик. Ничего не случилось. Разумеется. Мерцающий индикатор сообщал о разряженном аккумуляторе.

Стало темнее. Погасла масляная лампа в нише. Через арку в склеп стекало тщедушное мерцание дня, патока верхнего мира. Яну казалось, что он не видел солнечный свет несколько дней.

Он здесь один.

Если не считать иссохших мертвецов.

За поворотом в конце потайного прохода горел огонь – факел или что-то еще. Ян слышал зыбкий и тревожный шелест огня.

Ступил в пространство между стенами, покачивая лучами фонариков перед собой.

Шаг, еще шаг.

Проход сворачивал вправо и круто уходил вниз: наклонная прямоугольная шахта с узкими ступенями из каменных блоков. Из подземного коридора паром поднималось оранжевое мерцание.

Снова налетел ледяной ветерок, принес гнилостный запах.

А потом кто-то засмеялся. Неприятный смех, порывистый, далекий, чужой, он стелился по ступеням, подобно дыму. Бледно-голубой дым и оранжевый пар.

Смеялся не Иржи.

Волосы на затылке Яна встали дыбом. Он сделал несколько спотыкающихся шажков назад. Отступил в помещение с одиннадцатью гробами.

За спиной, несколькими ступенями выше, был жестокий, но понятный мир. И его сын в этом мире. Мальчик, который нуждался в помощи. И брат, их новая фирма. И бывшая жена, которая возвращалась лишь ради Томаша.

Впереди, где-то в скатывающемся в преисподнюю мраке, был Иржи. Всего лишь парень из бригады, которого Ян знал чуть больше года. Не плоть от его плоти, не кровь от его крови, даже не друг. Всего лишь человек, исчезновение которого пугало до икоты.

А еще этот гроб.

Пустой гроб.

В котором совсем недавно лежал – спал? – не-человек. Возможно, еще больший не-человек, чем существа в других гробах. Ян почти уверился, что гроб опустел не раньше, чем Иржи ударил лопатой по замку на двери склепа. Что какое бы решение он ни принял – подняться или спуститься, – ошибется.

Голос. На этот раз за спиной. Тонкой струйкой голос просачивался в склеп. Лукаш? Полиция?

Ян колебался.

Обтянутые кожей скелеты наблюдали за ним из черных саркофагов. Пялились глубоко запавшими в глазницы слепыми глазами. Фонарик освещал высокие сухие фигуры. Изо рта одного существа выбрался паук, поднялся по длинным передним зубам, пересек тонкую темную губу, просеменил мимо запавшего носа и исчез в пустой глазнице, в которой не было высохшего глаза.

По рукам и шее Яна бегали мурашки. Страх и тьма заполняли пустоты уязвимого тела.

Как поступить?

Развернуться и уйти?

Искать Иржи?

Поступить правильно… но в чем эта правильность?

Ян расстегнул верхнюю пуговицу куртки, оттянул ворот футболки и нащупал серебряное распятие.

До места встречи с социальным работником и экскурсоводом Стас Карминов добрался на метро: красная ветка, «Главный вокзал».

За современным зданием станции пряталось строение в стиле неоренессанс. В старом корпусе ютились ресторан и зона отдыха, а функции терминала взял на себя просторный подземный комплекс.

Стас пришел рано и отправился бродить по залам.

Наплыло и юркнуло вверх расписание поездов, для наглядности помещенное над стойкой кафе. Стас взял салат с ветчиной и бутылку минералки. Аппетита не было, но он напомнил желудку, что ближайшие три дня за питание будет отвечать пражский бомж. Кто знает, возможно, этой ночью ему приснятся ветчина, оливки и листья салата – как самое яркое кулинарное впечатление прошедшего дня.