Лукаш достал сигарету.

– Не надо, – покачал головой Ян.

Напарник кивнул.

Первым пошел Иржи, следом Ян, замыкал Лукаш. Три кладоискателя в серых респираторах.

Звук шагов был до странности приглушенным, оскопленным на эхо, лишенным воздуха.

– Словно в воронку спускаемся, – усмехнулся Иржи.

Ян не считал это смешным. Старался думать о сокровищах.

За клад полагалось законное вознаграждение. Десять процентов от стоимости находки. Не слишком большая доля, как считал Ян. Но прелесть клада в том, что его истинный размер знают лишь две стороны: закопавшая и нашедшая. Лукаш и Иржи наверняка согласятся. А государство обрадуется и остатку.

Осколки прошлого то и дело звали из земли, просились на свет. Прогулки с металлоискателем соперничали с рыбалкой. Искали, а иногда и находили. Бронзовые гривны, браслеты, топоры, серпы – привет от торговцев прошлого, трясущихся за сохранность товара. Сундуки с серебром и золотом – привет от богачей других эпох. Кто-то охотился за золотом Рейха в лесах городка Штеховице, недалеко от Праги. А кто-то, как Ян, просто копал глубокие ямы, не думая о сокровищах, – и срывал банк.

Ступени закончились, Иржи нырнул под низкий свод глубокой арки и остановился.

– Что за дела…

Широкая спина парня мешала обзору.

– Эй. – Ян ткнул Иржи между лопаток. – Не прозрачный.

Позади что-то бормотал в респиратор Лукаш.

Иржи шагнул вперед и в сторону, нехотя, медленно, и Ян ступил в просторное промозглое помещение. Пошарил фонариком.

– Боже, – вырвалось у него.

Склеп – это и впрямь был склеп – пах легендами, древними, страшными, истертыми в каменную пыль, но по-прежнему опасными. В его ледяной гранитной глубине лежали открытые черные гробы.

– Боже мой, – повторил Ян.

– Кто это? – спросил Иржи без былой бравады в голосе. – Что это?

Ян подошел ближе. Его сердце колотилось.

В гробах лежали скелеты. Скелеты, обтянутые прозрачной, сморщенной кожей.

Ян заставил себя смотреть, не опускать фонарик. Сквозь ссохшуюся кожу виднелись темные кости, черепа. Впалые животы и щеки, скукожившиеся гениталии. Сложенные на груди руки – кости в серых «перчатках». Между истаявших губ торчали длинные клыки: сантиметров пять, не меньше. Эти жуткие клыки сцеплялись, точно зубья капкана.

Мертвые тела украшали золотые ожерелья, перстни и серьги. В соседстве с древними трупами золото не выглядело привлекательным и манящим. Скорее – порченым, проклятым.

Съежившиеся головы, заплесневелые кожа и кости, полуметровые когти, закрученные в спирали.

Вокруг гробов валялись дохлые крысы. Грызунов растерзали и выжали до капли… выпили. Комки лежалого меха.

– Какого черта? – спросил Иржи. – Что здесь случилось?

Ян заметил, как парень оглянулся на арку, через которую можно было подняться в котлован. Сбежать из кошмара.

– Не знаю, – сказал он.

«Не хочу знать».

Гробов было одиннадцать. Тела лежали лишь в десяти.

– Я звоню в полицию, – прошептал за спиной Лукаш. – Я ухожу.

Ян кивнул.

Он увел фонарик в сторону, но мрак не наплыл на гробы: они лежали в удлиненном пятне тусклого света, похожем на влажно-желтую тень. Как он не заметил этого раньше? Свет испускала высокая бронзовая лампа с чашей из толстого стекла, стоящая в нише за стенным выступом, – и да, в ней горело масло, словно было волшебным, неиссякаемым.

Зажженная лампа напугала Яна сильнее, чем гранитные гробы. Сильнее, чем костлявые мертвецы с пятисантиметровыми клыками и сморщенными глазами, которые напоминали вываренные ягоды.

– Лампа… – выдохнул Ян в респиратор и запнулся, не зная, что собирался сказать. Возможно, просто хотел обратить на лампу внимание товарищей.