Дмитрий Костюкевич Клыки

Три дня в Праге

* * *

Посвящается Нате, моей супруге, чье терпение безгранично.

Максу Кабиру, другу и соавтору. Спасибо, что не дал роману зачахнуть: подтолкнул, поддержал и помог. И за дружеское послесловие!

Пролог

И была ночь.

Глава 1

Поезда прибывали почти бесшумно. Возникали в ее жизни по своему расписанию, приближались, замирали. Олеся Ватиска смотрела, как наплывает австрийский красавец Rh 1216, и сердце ее полнилось привычной грустью.

Два года назад она попросила у Праги дружеского тепла, и город принял ее, но остался чужим. Все сложилось не так, как она загадывала. Сказки не случилось. Хотя… Сказки – в них всегда трудно: испытания, похищения, смерть близких. Какой дурак захочет жить в сказке?

Она.

Дура.

Вздрогнул и замер красный покатый клюв австрийского электровоза. Тут же, словно приняв эстафету, с соседнего пути тронулся скоростной поезд «Чешских железных дорог» с забавным для русского уха названием «Pendolino». На противоположной стороне перрона отдыхал экспресс Прага – Мюнхен, названный в честь Франца Кафки. Возле памятника «Николас Уинтон и дети»[1] фотографировались туристы из Китая. Или Кореи, поди разбери.

До встречи с гидом и клиентом оставалось меньше часа. Олеся пришла на вокзал заранее – к прибывающим и отправляющимся локомотивам.

Прошлась по платформе и свернула на стоянку. Выкурила у спуска в современную часть Главного вокзала Праги тонкую сигарету – такие показательно ломал бывший парень, оставшийся в Киеве, в прошлой жизни. От парня она избавилась. А от ощущения ненужности?

Подземный зал встретил освещенными витринами. Людей почти не было. Мимо прошла женщина с сумкой на колесиках, мрачная, сонная. Продавец книжного возместил это приветливой улыбкой:

– Добро пожаловать!

– Доброе утро.

Олеся любила книги. К ним всегда можно вернуться после долгой разлуки, и они сделают вид, что ничего не изменилось – лишь прошло время. В уютной тесноте рядов пахло типографской краской и бумагой. И немного пылью. Возможно, она додумала запах: хотела почувствовать этот особый аромат книжной пыли.

Взяла со стеллажа томик Дины Рубиной и открыла на случайной странице: «Потому что Прага – самый грандиозный в мире кукольный театр. Здесь по три привидения на каждый дом…»[2]

Олеся отвлекалась, чтобы глянуть сквозь витрину на стеклянную шахту лифта, который связывал торговый зал с паркингом. У лифта она встречала клиентов после нетипичного тура по Праге. После трехдневного знакомства с исподом чешской столицы.

Почему люди платят за шатание по подворотням в компании бездомного? Острые ощущения? Экзотика с душком? Или все дело в уверенности: три дня, ровно три дня – и ты снова на поверхности, можно выдохнуть и возрадоваться уютной повседневности? Это ведь как читать ужастики, верно?

Несмотря на свое участие в необычном туристическом проекте, Олеся испытывала к клиентам неприязнь. Почти всегда. Этих людей не устраивала приевшаяся реальность, и они сбегали на время в другую. Возможно, нечто подобное стоило проделать и ей. Плеснуть в серость будней новый цвет – черный тоже сойдет – и хорошенько перемешать.

Но Олеся не верила, что трех дней достаточно, чтобы пересмотреть свои жизненные правила. Столь быстрые перевоплощения случаются разве что в книгах.

Или главное – встряхнуться?

Проводник Карим и турист Первенцев (Олеся запомнила только фамилию) опаздывали. Немного странно. Обычно клиенты возвращались раньше оговоренного срока – наевшиеся, нахлебавшиеся. Светящиеся от одной лишь мысли о свежей одежде и мягкой кровати.

Она вернула книгу на место и вышла из магазина, робко улыбнувшись симпатичному чеху за прилавком. Почему ей не везет на таких мужчин? Гармонично-спокойных, бесконечно домашних.

Потому что слишком молоденькая? Потому что от комфортной мягкости через месяц начинается зуд, пробирает скука?

Потому что дура…

Опять это слово. Кто-нибудь, подарите ей футболку с таким принтом!

На полосатом полу, в метровом зазоре между стеной и лифтовой шахтой, сидел на корточках Карим. Бездомный гид обхватил колени, словно это была мачта попавшего в шторм судна. Глаза закрыты, веки едва заметно подрагивают.

– Карим, – позвала Олеся, приблизившись. В голосе раскачивалась красная нить беспокойства, с которой сорвался крошечный канатоходец.

По смутной причине Олеся не хотела, чтобы бездомный поднимал голову. Не хотела встречаться с ним взглядом.

Вперед