Один русскоязычный экскурсовод предлагал «железнодорожный» маршрут: поездку в мотовагоне до микрорайона Зличин и осмотр сквота «Цибулька». Другой бездомный водил туристов по улочкам и антикварным магазинам района Жижков. Стас откупился фразой «на ваше усмотрение»: любил и поезда, и книги. Пускай антураж будущего романа определит случай.

Сотрудница агентства оказалась молодой и улыбчивой, как проводница поезда «Wltawa» на афише рейса Москва – Прага.

– Станислав? Здравствуйте. Меня зовут Тереза.

– Очень приятно, – сказал Стас.

«Нет, не она».

– По телефону я говорил…

– Вы общались с Лесей, – кивнула девушка. Поправила плечико белой пушистой кофты. – Но она… приболела.

Пауза между словами «она» и «приболела» казалась немного странной, но мало ли что у девушки стряслось? Умерла бабушка, избил муж, угодила в полицию из-за пьяных танцев под скульптурой Яна Непомуцкого. Ему, как клиенту, знать не обязательно.

– С русским у вас тоже полный порядок.

Тереза улыбнулась.

– Я выросла в Польше, в Сопоте. Училась в русскоязычной школе.

– Почти соседи, – сказал Стас. – А я из приграничного Бреста.

– А вот и ваш проводник. – Тереза кивнула в сторону эскалатора.

«Проводник, проводник, – покрутил в голове Стас, поворачиваясь к бездомному гиду. – А что, хорошо звучит, лучше, чем экскурсовод».

Проводника звали Роберт.

Не опухший от водки обитатель теплотрасс, ряженный в лохмотья и мало напоминающий разумного человека (не сказать, что Стас представлял себе гида-шатуна именно таким, но трудно отмахнуться от стереотипов), а нормально одетый мужчина с застенчивой улыбкой. Имелось в нем что-то от индейцев из старых фильмов, в первую очередь – длинные, собранные в косу волосы. Правда, лицо выдавало былые или не очень пристрастия – несло «печать алкоголизма». На Роберте были штаны защитного цвета со множеством карманов, серая ветровка, светло-синяя футболка с надписью «PRACUJI Z DOMOVA. Homeless guides in Prague»[5] и потрепанные кроссовки на липучках.

Стас первым протянул руку, которую Роберт осторожно пожал – не сильно и не слабо.

– Как поступим? – спросила Тереза. – Сначала сдадите вещи, а потом подпишете документы? Или наоборот?

– Без разницы, – пожал плечами Стас. – Давай перевоплотимся. Мне ведь придется переодеться?

– Да, ваша новая одежда там. – Девушка показала на небольшую спортивную сумку у колонны. – Все выстирано и продезинфицировано. Надеюсь, с размером не будет накладок.

– Сейчас выясним. Мне прямо здесь переодеться?

Тереза снова улыбнулась. Она улыбалась почти так же располагающе и ненавязчиво, как и Катя. У Стаса кольнуло в груди, защипало глаза: та маршрутка с пластмассовым псом на приборной панели забрала у него слишком многое, все. Впереди ничего не было, только протянувшийся в темноту тормозной след – его жизнь после.

«Думаешь, что-то изменится, если ты снова начнешь писать?»

Стас одернул себя.

– Что вы сказали? – Он не слышал последних слов девушки.

– Комната за последним рядом ячеек, там вы сможете переодеться.

Она протянула сумку.

Комната в дальнем конце камеры хранения состояла из шести довольно просторных кабинок, разделенных проходом. Стас положил сумку на откидной столик и расстегнул молнию. Рассмотрел содержимое, поднял взгляд на свое отражение в зеркале, потом снова опустил, открыл и закрыл рот, недоуменно покачал головой.

«Это какая-то шутка?»

Он достал аккуратно сложенную одежду, в которой, если верить агентству, некогда разгуливал пражский бомж. Бледно-розовый пиджак, рубашка с коротким рукавом цвета яичной скорлупы, штопаные темно-коричневые брюки с острыми, как лезвие, стрелками, оранжевая вязаная шапка. Стас разложил пиджак на столешнице, глядя на поношенную вещицу как на подкинутого младенца. Розовый… Розовый? Розовый! Мир, конечно, давно изменился, перемешал оттенки женской и мужской моды, мужчины разгуливали в ярких оранжерейных одеждах, носили меха и провисающие в промежности штаны, больше напоминающие мешки для навоза под хвостом лошадей, но… розовый?