- Вот две таблетки и инструкция, - достаёт из ящика две капсулы в блистере, когда я, одевшись, сажусь на стул. – Если сложно будет переносить боль, выпьете обезболивающее, если кровотечение больше нормы, сразу звоните в клинику или вызывайте скорую.

- Спасибо, - встаю, но Зоя Андреевна берёт меня за руку, перегнувшись через стол.

- Я была на твоём месте двадцать лет назад. Боязнь осуждения со стороны родителей, третий курс института, отсутствие работы и средств к существованию, побег горе-любовника. Сейчас я замужем, можно сказать счастливо, но детей у меня больше нет. Не пей сразу таблетки. У тебя есть время обдумать всё ещё раз. Просто не спеши.

    Я прощаюсь и выхожу, сжимая блистеры в руке, расплачиваюсь на ресепе и бегу в метро. Трясу головой, стараясь выбить её слова, но они продолжают бить по вискам, двоясь, множась, заполняя всю меня. Вырываюсь из духоты подземки, добегаю до прячущихся в глубине аллеи кустов, и выворачиваюсь желчью. С трудом дохожу до скамейки, падаю, раскрываю ладонь, в которой всё также лежат две капсулы.

- Подумаю. Обязательно подумаю. Только уйди из моей головы, - со стоном дёргаю собачку молнии и кидаю их на дно рюкзака.

    До дома решаю пройтись пешком. Последние тёплые деньки сентября, мамаши, гуляющие с детьми по парку, влюблённые парочки, кормящие друг друга мороженым, злость, перемешанная с тоской в груди, и машина Нила у подъезда.

- Машунь, с тобой всё нормально? Я волновался, - поток нервной речи с истерическими ощупываниями рук, приводящие окончательно в сознание. – Подруга твоя не в курсе, что с тобой, из дома не выходишь, на телефоны не отвечаешь. Я уже собрался штурмом дверь брать.

- Я думала, - выдёргиваю руки и делаю шаг назад.

- И? – он смотрит с надеждой, и в тоже время в глазах мелькает страх.

- Мне нужно время всё обдумать, - отдаляюсь ещё на шаг. – Не приезжай, не ходи за мной. Ты мне мешаешь. Я сама наберу тебя, как только приму решение.

    Разворачиваюсь и быстро иду в подъезд, боясь услышать его шаги за спиной. Он, как яд, обволакивает меня, всасывается в кровь, парализуя злость и ненависть, обезвреживая и порабощая. Я не хочу этого яда. Я хочу быть свободной.

    Катаю капсулы по поверхности стола, задумчиво смотрю на стакан с водой и прислушиваюсь к внутренним голосам. Их много, и они надрываются, крича о своём. Одни настойчиво твердят «пей», другие вопят «одумайся», третьи пересказывают истории несчастных женщин, сделавших ошибку на эмоциях и лишивших себя радости материнства, с ними в спор вступают пофигисты, неоднократно испытывающие судьбу и продолжающие делать это снова и снова. Если раньше я считала, что уравновешенный человек не может сойти с ума, то теперь я сильно сомневаюсь, что смогу выйти из мозгового штурма дееспособным членом общества.

    Моё сознание раздваивается, и то, что слабее, ругает близнецов в их бездействие, трусости и отказе от малыша, хотя они о нём ещё не знают. Но незнание тонет в обиде, и это становиться неважным. Они меня бросили, оставили в трудном положении, заставили единолично принимать сложное решение. Теперь я не смотрю на эти таблетки, как на мелочь, вызывающую выкидыш. После слов врача, после прочитанных стенаний в интернете, эти капсулы превратились в орудие убийства, в скальпель доктора, собирающегося вырезать беззащитного ребёнка.

    Неужели я не смогу пережить гнев родителей, когда они узнают о моей беременности? Неужели они смогут бросить свою дочь и будущего внука? Неужели они не поддержат меня и не помогут поднять на ноги малыша?