Всю дорогу, пока вёз домой, продумывал речь, придумывал оправдания. Пошёл с ней домой, собирался признаться, а тут Дан, сука, вмешался. Неделю не вспоминал, не писал, не звонил. Я проверял, просматривая телефон своей малышки, когда убирал звук и ставил перед звонком родителям обратно. И за каким снова нарисовался? Знаю. Чтобы снова извозить дерьмом мою жизнь, сука. Только просчитался, братец. Маша не Кристина. Машу я не отдам.

    Именно это я и рычал, когда вбивал кулак в его челюсть, повалив на землю и насев сверху. В голове перемкнуло, глаза налились кровью, а эта тварь скалилась разбитой рожей. Убил бы нахрен, если бы малышка не потеряла сознание. Только это отрезвило, привело в чувства. Бросил потрёпанное тело брата, подхватил Машуню на руки и понёс домой.

     Теперь сижу на полу возле кровати, жду приговора, и поджилки трясутся, как на похоронах родителей.

6. Глава 6

Дан

    То, что я лох, которого поимел брательник, понимаю, выходя из такси возле Машкиного дома. Правда, поимел он мою малышку, но очко почему-то болит у меня. Молодец. Ничего не скажешь. Девять лет ждал, чтобы отомстить. И ведь не трахнул ни одну блядь, с которыми я зажигал все эти годы, дождался её, мою чистую девочку.

    Теперь представляю, каково ему было, увидев меня, долбящегося в Кристинку. Зачем, спрашивается, долбился? Всё наркота, сука. Подсел тогда крепко, ища своё место в жизни. Слава богу, на несильную дрянь подсел, но мозги выкручивало не хуже, а главное, провоцировало неконтролируемую злость. Злость на отца, за то, что прыгает вокруг старшенького, злость на мать, за то, что перестала обнимать при встрече и встала на сторону отца, злость на Нила, которому по жизни всё давалось легко, от учёбы до общения с родителями, злость на Кристинку, потому что выбрала его, будущего приемника корпорации, а не меня, являющегося с рождения вторым. Я ещё в старшей школе подкатывал к ней яйца, хотел натянуть и галочку поставить, так нет, эта целка себя до свадьбы берегла. Сука. Не сберегла. Я уже неделю её трахал, пока Нил с отцом иностранных инвесторов развлекали, и надо же было старику забыть дома документы. Судьба, наверное. Не склероз бати, конечно, а отправка за ними Нила, вместо курьера.

    Я как раз под кайфом, проверяю на прочность тугое кольцо, растягивая его размашистыми толчками, Кристя орёт, как резанная свинья, пытаясь и расслабиться, и дышать, и напрячься одновременно, а может и оргазм словить. Сложно под приходом понять этих женщин. А потом неожиданно хлопок двери об стену, руки Нила, сдирающего меня с приходящей в ужас девчонки, лестница на первый этаж, по которой мы кубарем скатываемся к ногам отца.

    Страх, перекрываемый злобой. Столько гадостей наговорил родным. Сам не до конца вспомнил, что за грязь лилась из моего поганого рта. Ушёл. Неделю перекантовался в бомжатнике с местными нариками, пока не кончились деньги. Сам себя возненавидел, когда проник вечером в пустой дом заправиться наличностью. Фотографии родителей с чёрными лентами на углах, стоящие на комоде в гостиной, отрезвили похлеще ледяной воды. Не поверил сначала, решил, что глюк, чья-то злая шутка, но комната их, покрытая пылью, вдарила окончательно под дых. Я рыдал. Первый и последний раз рыдал, закапываясь головой в их покрывало. Это же всё я, тварь! Это же всё из-за меня! Даже на похороны не пришёл! Даже не попрощался! Не сын! Мразь! Конченая мразь! 

    Из дома выползал на четвереньках, задыхаясь, сблёвывая желчь и давясь слезами. Этим вечером началось моё выздоровление от наркотической зависимости. Ломка с неделю выкручивала конечности, наматывала кишки и протыкала их когтями. Сколько раз я пытался сорваться, только чёрные ленты удерживали на плаву. Когда выбрался, первым делом съездил на кладбище, простился и убрался в Москву, подальше от брата, чтобы больше не пачкать его своим дерьмом.