— В общем, скоро все бумаги поднимут. А мне есть за что ответить, дочь. Я старался всё решить разными путями, вот и пришлось даже... Эх, чего уж теперь! — не закончил он и махнул рукой, а потом поднял ее и потер переносицу, прикрыв глаза.

Веста повернулась к отцу, который остановился, и во все глаза уставилась на него.

— А дом продать? Квартиру мою? Имущество распродать? Вложения? Сбережения? Ну можно же хоть что-то придумать! — чуть не плача воскликнула Веста.

Отец покачал головой.

— Это капля в море. Потом всё наше имущество уйдет с молотка. Ты-то выдержишь, а вот малышки? Как представлю, через что им придется пройти... И так мать не знали даже, а тут и отец-уголовник, в тюрьме надолго, и дома лишатся, и друзей, и жизни привычной, и даже сестры...

Отец вдруг покачнулся, и Веста тут же подскочила, взяла его под руку, помогла снова сесть в кресло, да так и осталась стоять рядом.

В ее голове никак не укладывалось всё то, что он наговорил. Получается, денег нет, а отец еще и на ее поиски потратился... Вина тут же начала царапать сердце острыми когтями, оставляя ноющие раны.

— Стоит мне представить, как их в детдом забирают, так сердце кровью обливается...

Веста непроизвольно попятилась и помотала головой, пытаясь переварить абсурдную фразу отца.

— Какой детдом? Папа, ты о чем вообще? А я?

Даже если не будет денег, ничто на свете не заставит ее отказаться от своих сестер! Никогда!

— А что ты? Жилья нет, работы нет, денег нет, мужа нет. Кто тебе двух девчонок отдаст?

Веста громко сглотнула.

Она всё поняла.

...Огромный капкан угрожающе распахнул свою зубастую пасть.

24. Глава 24

Веста на ватных ногах выходила из кабинета отца.

Он пытался что-то ей сказать, но она побледневшими губами прошептала:

— Всё потом, хочу побыть одна.

И бездумно пошла вперед, словно сомнамбула.

Через несколько минут оказалась у библиотеки, которую когда-то так любила, вошла и так же бездумно приземлилась в удобное мягкое кресло, взяв в руки лежавшую там подушку.

Поджала под себя ноги и уставилась в одну точку.

Сказанное отцом дикими птицами носилось в ее сознании, отказываясь выстраиваться в стройный клин.

Если всё так, как он сказал, то...

Веста обняла руками подушку и опустила на нее лицо, а через минуту ее плечи начали сотрясаться от рыданий.

Хотелось выть в голос, кричать, громко орать, бить и пинать всё вокруг, — что угодно, лишь бы выпустить подступившее к горлу отчаяние.

О себе не думала, справится. А вот ее сестрички-малышки... Что их ждет? Отец прав, Веста работы не боялась. Зато боялась за них.

Как они это переживут? Вдруг, как и она, будут винить себя? Ведь Веста и правда винила себя. Долго считала: что-то с ней было очень, очень сильно не так, раз ее лишили обеих матерей. Безысходное чувство тоски и черная дыра самобичевания способны поглотить любого, как поглотили в свое время ее. Такого она и врагу бы не пожелала, не то что сестрам.

А ведь Даше и до этого досталось! Вдруг болезнь вернется? На что лечить? Как ухаживать?

И отдадут ли ей сестричек? Отец прав в одном: самой Весте нечего им дать, кроме бескорыстной любви. Только вот тетеньки в детдоме вряд ли удовлетворятся таким щедрым предложением.

«Ты ко мне придешь, Веста!» — вдруг всплыли в сознании слова Прохора.

Это что же получается, он знал?! Ведь тогда она не поняла, с чего жених так уверен.

Ну, теперь ей стала понятна его уверенность!

Веста выпрямилась в кресле и усмехнулась сквозь слезы: «Да, папочка, ты не соврал. Ты не заставлял меня выходить за Прохора. Потому что был уверен: соглашусь сама, когда узнаю правду».