— Ну и заставила же ты меня поволноваться!

Веста стояла у него в кабинете, как тогда, во время их последнего разговора. Правда, атмосфера изменилась. Точнее, Веста расслабилась, услышав «девочка моя». Эти два нехитрых слова бальзамом пролились на ее душу. Она впитала их, как только-только проклюнувшийся росток воду, и жаждала добавки.

Отец приобнял ее за плечи и повел вперед. Сам направился за стол, а Весте кивнул на кресло напротив.

— Ты садись, садись! Марта, чаю! — громко крикнул он куда-то в коридор.

Когда перед обоими стояли кружки с дымящимся ароматным напитком, он подался вперед, сцепив руки в замок, и несколько долгих секунд изучал Весту. Она занималась тем же.

О, сколько вопросов хотелось ей задать, как о многом рассказать, поделиться чувствами! Ведь по телефону они так и не сказали друг другу главного, договорившись обсудить зависший вопрос при личной встрече.

Но в итоге Веста лишь теребила ткань юбки руками, опустив взгляд. В воздухе будто опять что-то изменилось, и она почему-то снова почувствовала себя маленькой девочкой, которую вот-вот отругают.

Тем страннее было услышать фразу отца:

— Ты меня прости, дочь...

Веста даже рот приоткрыла. Отец извиняется? Слыханное ли дело? Да такие случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки!

А отец тяжело вздохнул, побарабанил пальцами по столу и заговорил:

— Не стану ходить вокруг да около. Ты прости, что я так настаивал на свадьбе... Мы... Я... — Он помялся. Веста видела, как тяжело ему давались слова. — Больше не хочу ничего от тебя скрывать. Я разорен, дочь, а брак с Жигуновым — способ получить инвестиции и всестороннюю поддержку, выдержать и вывести завод из кризиса.

Веста округлила глаза. В голове колоколом били слова «разорен». Не то чтобы она вникала во все процессы производства, но, как дочь владельца, основными вехами и тенденциями развития интересовалась. Знала, что у завода проблемы, хотя вслух об этом с отцом не говорила, но чтобы такие серьезные?

— Но как же так, пап? Ты же так много ставил на партию машин из новой линии!

Отец развел руками.

— Разорился потенциальный покупатель. Вот и зависла эта партия, а денег на модернизацию угрохали немерено. Продать продали бы, только времени у нас столько нет.

— А кредит? Инвесторы?

— Веста, кредиты и инвесторы были до новой линии, в которую я вложил всё и даже больше. Со связями Жигунова ситуацию можно было бы исправить, но и он не сможет помочь просто так. Не единолично решает такие вопросы, сама понимаешь. Другое дело, если бы мы были членами его семьи...

— Нет, отец! Мы найдем другой выход! А реструктуризация долга? — Веста взмахнула руками и вскочила со стула.

— Да сядь ты, умница моя. Сказал же, что не буду заставлять замуж выходить. Думаешь, я не рассмотрел все варианты и не предпринял уже всё что можно и нельзя?

Веста села и вгляделась в лицо отца: нет, точно не злился и не врал. Однако выглядел обеспокоенным. В это невозможно было поверить, но, похоже, дела и правда обстояли паршиво, как и сказал отец. То-то он так часто хмурился в последние года два, да и таблеток стал пить несравнимо больше.

— Я за вас переживаю, дочь. Ты справишься, а попрыгуньи?

Попрыгуньями отец называл Машу и Дашу. И это прозвище им очень подходило.

В кабинете воцарилась тишина, прерываемая лишь тиканьем настенных часов.

— Ты о чем? — Сердце Весты пропустило несколько ударов. Она побледнела. Ощущение чего-то неминуемого зависло над головой. Почему-то жутко захотелось плакать.

— Ты же только верхушку айсберга знаешь... — Отец вскочил и начал ходить по кабинету. Каждый его шаг гулом отдавался в голове Весты.