— Мне не нужен твой развод. Мне от тебя вообще ничего не нужно, кроме свободы, — когда мой тон становится громче, он ладонью зажимает мне рот, чтобы замолчала.

— Неблагодарная девочка, ты — ничто. И голос повышать на меня не смей, — осуждающе качает головой. — Когда у тебя были проблемы, ты говорила по-другому. Помнишь или забыла? Ты прибежала ко мне за помощью, валялась в ногах, кричала, плакала, умоляла помочь. Разве было не так? — когда Тимур начинает злиться, его голос всегда становится очень тихим. Мне приходится напрягаться, чтобы услышать его.

— Ты воспользовался моим безвыходным положением, — позволяю себе новую дерзость, когда накаленное молчание становится совсем невыносимым.

— Выбор есть всегда, Агата. И ты его сделала. Мы заключили договор, а теперь ты хочешь его нарушить? — его слова отзываются во всем теле мерзкой дрожью.

Брезгливо глядя на меня, Тимур проводит большим пальцем по моим губам.

— Ай, — вскрикиваю от боли, когда он дергает за волосы на себя.

— А вообще сама подумай, кто ты, Агата? — сжав ладонью челюсть, говорит, глядя в глаза. — Ты не сможешь без меня. Никчемная хозяйка. У тебя дома только пластиковая одноразовая посуда. Ты даже макароны себе не сваришь и пуговицу не пришьешь. Живешь в этой маленькой хибарке с обшарпанным ремонтом. Ты жалкая женщина, никому не нужная, кроме меня. В твоем гардеробе только джинсы и майки. Ты, наверное, даже на каблуках не умеешь ходить. Набила еще больше татуировок. Догадываюсь, что ты это сделала в знак протеста, чтобы позлить меня.

— Я набила их, потому что мне нравится, — выдерживаю взгляд темных глаз. Если бы взглядом можно было убивать, Тимур был бы уже мертв.

Он грубо отталкивает меня, я падаю на диван, впиваясь ногтями в мягкую обивку.

17. Глава 17

— А вот мне не нравится. Эти черные уродские рисунки вызывают брезгливость. Кроме меня, ни один приличный мужчина тебя не захочет. Цени, что готов тебя принять даже с таким уродством. Ты ничего из себя не представляешь и вызываешь жалость. Впредь все изменения во внешности ты должна согласовывать со мной, — достает из кармана платок, демонстративно вытирает руки, а потом бросает его на пол. Резкий аромат мужских духов проникает в легкие, оседает на коже и одежде. Я ненавижу его запах. Ледяной, колючий, чужой.

— Не смей, — командует Тимур, когда я затыкаю уши, чтобы не слушать его. — Мои слова для тебя истина. Повтори их, кстати.

— Я ничтожество, — набираю в легкие воздух. — Безмозглая тварь. Всем, что у меня есть, обязана тебе. И всю жизнь буду помнить это. Благодарить и безропотно служить тебе. Ты вытащил меня из грязи и сделал человеком. Я живу только для того, чтобы удовлетворять твои потребности…

— Почему ты не смотришь мне в глаза? Повтори еще раз.

Иногда я повторяла этот текст до двадцати раз за ночь. Он голую ставил меня на колени на балконе и заставлял как мантру наговаривать этот жуткий текст. В такие моменты его лицо сияло блаженством. Мне кажется, унижая меня, Тимур получает больше удовольствия, чем во время секса. Он моральный садист, он ломает мою психику на протяжении нескольких лет. Сначала я сопротивлялась, спорила с ним, а со временем смирилась, приняла и поверила, что я действительно отвратительное существо, ни на что не способное.

Как говорится, если свинье сто раз сказать, что она собака, на сто первый раз она залает.

— Все деньги отдаешь сестре. Тебе не надоело? Ты и так сделала для нее слишком много. Пусть сама себя содержит.

— Ты ведь хорошо знаешь, что она не может. Арина — моя семья. У меня никого больше нет, — внутренности неприятно сжимаются.