Всей своей тяжестью он вдавливает меня в диван. И я должна изображать хотя бы жалкое подобие удовольствия.

Смочив пальцы слюной, Тимур проводит рукой по клитору и резко, без лишних ласк, входит. Сжав зубы, стараюсь не застонать от боли. Он уже перестал ругаться, что я постоянно сухая, списав все на мою фригидность. Ему легче во всем обвинить меня, чем понять очевидные вещи. От его ласк и поцелуев не кончать, а выть хочется.

— Безумно соскучился по тебе, — сначала облизывает сосок, затем с жадностью вгрызается в нежную плоть. Я должна хорошо отыгрывать, поэтому впиваюсь ногтями в спину Тимура и закатываю глаза.

— О да, детка, какая же узкая… Мне так хорошо с тобой…

А мне хреново и физически, и морально.

Цепочка с крестиком на шее Тимура, раскачиваясь в такт его движениям, каждый раз ударяет меня по носу. Уговариваю себя потерпеть, уже скоро он кончит. Надолго его не хватает. Спасибо, что хоть в сексе он обходится без извращений.

Тимур ставит меня раком, начинает двигаться быстро, резко, на всю длину. Шлепнув по ягодицам, хрипло стонет и дергает меня за волосы, от чего я громко вскрикиваю. Тут же поясницу опаляет горячая сперма. Из груди вырывается вздох облегчения.

Лежа на животе, отворачиваюсь от Тимура и смотрю в стену. Он поглаживает мою спину, водит ладонью по бедрам. Тошнота подкатывает к горлу с новой силой. Считаю минуты до его ухода. Надолго меня не хватит, я близка к срыву. Сегодня все иначе по ощущениям. Раньше в душе были обреченность и смирение, сегодня протест и боль.

И все из-за Лешки. Между нами ничего не было. Поцелуи и объятия не в счет. Но в моей душе и мыслях все было по полной. Я отдала свое сердце ему. И хочу, чтобы тела касался только он, а не Тимур. Меня тошнит от себя, словно я изменила Лешке.

Зажмурившись и громко застонав от раздирающей меня боли, резко сажусь, опустив босые ноги на пол. Тимур сжимает мое горло сильными ручищами. Проводит носом по щеке, шумно вдыхая запах моей кожи.

— Я ненавижу свою больную зависимость от тебя, — голос тихий, хриплый, словно из преисподней.

Хватка на горле становится сильнее, воздуха катастрофически не хватает. Впиваюсь ногтями в его руки. Хватаю ртом воздух, уже начинаю хрипеть.

— Иногда мне кажется, что если ты умрешь, мне станет легче. Я перестану любить и сходить с ума по тебе.

Через секунду он разжимает руки. Я кашляю и жадно глотаю кислород. От его бешеных стеклянных глаз меня охватывает ледяной ужас. Он точно не здоров. Падаю лицом в подушку.

— Я уезжаю с семьей в отпуск. Надолго, — Раевский поднимается с дивана. Одевается. — Детей надо на море вывезти. Да и я устал. Надеюсь, ты будешь вести себя хорошо и мне не придется снова за тобой слежку пускать.

В голове мелькает яркими вспышками слово «свобода». Пусть на несколько недель, но мне необходима передышка от грязи, в которой Тимур меня с головой топит. Он пристально смотрит на меня, застегивая пуговицы на рубашке. Я закусываю губу, чтобы не улыбнуться от радостной новости.

Проводит ладонью по распущенным волосам, садится рядом. Обнаженное тело мгновенно реагирует на его касание и становится каменным. Считаю минуты до его ухода.

— Я буду очень скучать, — ледяные пальцы касаются позвоночника, обводят ягодицы, кружат вокруг тугого колечка. Зажмуриваюсь до боли и напрягаюсь. Пожалуйста, уходи уже… — Трахал бы тебя всю ночь, если бы не дела.

Шумно выдыхаю и немного расслабляюсь, когда он отпускает меня. Моя реакция не остается незамеченной.

— Неблагодарная ты, Агата, — надевает пиджак и поправляет волосы перед зеркалом. — Когда сильно соскучусь, вызову тебя к себе на острова. Билет оплачу. Будь готова.