— Неверный ответ, Агата. Я твоя семья. Я твой хозяин, и ты должна меня слушаться. Так ведь? — каждое слово он вколачивает как гвоздь.

Тимур постепенно убирал из моей жизни всех друзей и знакомых, аргументируя тем, что они плохо влияют на меня и мешают нашим отношениям. Теперь он хочет лишить меня сестры.

— Я много раз предлагал тебе деньги. Ты отказываешься. Хочешь показать мне, что независима. Ладно. Ты не хочешь признавать, но всем ты обязана мне. Я тебя воспитывал под себя целых восемь лет. Помнишь, какая ты была? А как мы встретились?

Он встает с кресла, на ходу снимает рубашку, расстегивает ремень и садится рядом. Тимур двигается медленно, никаких резких движений, только стеклянные глаза выдают его нездоровую одержимость.

— Я ненавижу этот день, — сердце пробивает грудь тяжелыми ударами. Сегодня я позволяю себе говорить много дерзостей, но дрожащие пальцы выдают мой страх.

— Зря. Восемнадцатилетняя наивная девушка с горящими глазами. В тебе было столько жизни, — произнося монотонно слова, мужчина перебирает пальцами мои волосы. — Ты мечтала работать на моем канале, писать статьи. Я влюбился в энергию, которая мощным потоком сшибала все на своем пути.

Ледяная рука забирается под майку и, поглаживая живот, поднимается выше к груди. Мое дыхание учащается, но не от возбуждения. Страшно пошевелиться, чтобы не спровоцировать Раевского на дальнейшие действия. Тимур крутит между пальцами сосок, при этом громко сопит мне в шею. Ледяные мурашки бегут по спине. Я ненавижу свое тело за то, что оно привлекает это чудовище.

— Ну и наконец, Агата. Даже своей карьерой ты обязана мне, — резко срывает с меня майку и дергает пуговицу на джинсах. — Ты бездарный журналист и, если бы не моя протекция, никогда бы не пробилась.

— А вот этого не позволю, — вскакиваю на ноги. Услышанная несправедливость придает смелости. — Ты растоптал меня как женщину, как личность. Но как журналиста не смей меня трогать! У меня много наград и премий. Меня смотрят и читают по всей стране. Ты устроил меня секретарем на маленький развлекательный канал. Вот и вся твоя милость. Это я своим трудом пробивала себе дорогу, ночами не спала, жизнью рисковала. Из года в год я поднималась все выше. Это только моя заслуга!

Щеки начинают гореть огнем, сердце готово выпрыгнуть из груди, но моя ярость лишь забавляет Раевского.

— Смешная девчонка.

— Я хочу свободу, — уворачиваюсь от настойчивых поцелуев, намертво сжимаю губы.

— Ты обретешь свободу, только когда надоешь мне, — его взгляд становится похотливым, я уже знаю, что последует дальше.

— Ты сегодня много говоришь. Опустись на колени и используй свой ротик по назначению, — Тимур давит на плечо, вынуждая подчиниться. И я безропотно исполняю его желание и беру в рот твердый член. Каждое мое движение механически отточено.

— Тише, детка, ты забыла, как я люблю?

К сожалению, я этого уже никогда не забуду, он намертво вбил в мою голову все, что любит. Замедляю темп, он громко, со стоном, выдыхает.

— Умница. Твои скандалы мне даже нравятся. Они добавляют перчинку в наши отношения, — Тимур, намотав мои волосы на кулак, руководит процессом, вынуждает брать член глубже. Из глаз катятся слезы, ничего похожего на возбуждение я не чувствую, лишь отвращение к мужчине и к себе. Мне противен его вкус и запах, но я научилась отключаться от реальности в такие мгновения.

— Ложись, — приказывает Тимур и раздевается. Бросает брюки на тумбочку. Тяжелая пряжка ремня задевает коробку конфет, и они летят на пол.

18. Глава 18

Мой взгляд прикован к конфетам. Лешкин подарок разлетается по полу. Почему-то до слез становится горько. Дергаюсь, чтобы собрать их, но Раевский не пускает.