Ее вотч хватают сразу две руки.

– Эй, пусти! – бормочет Ай и дергает изо всех сил.

Но ее толкают в плечо, и вотч гибко обнимает чужое запястье.

Ай поднимает глаза. Это Принц – первый ученик в Замке. Принц – дурацкое прозванье. Но он, и вправду, похож на принца. Тонкий нос, разлетающиеся волосы, пронзительные глаза. Некоторые классы они посещают вместе, а так он старше и у него углубленная программа. Он сдувает с глаз челку, кривит рот, будто увидел слюнявого ахо и выходит из класса.

А вот и ее вотч – с облупленным ремешком-браслетом. Она ошиблась и только. А плечо болит после тычка.

– Кичигай! – произносит она сквозь зубы так, чтобы ругательство не долетело до микрофонов камер слежения. За грубые слова наказывают дополнительными часами в больничном крыле или хуже того, в изоляторе для ахо, идиотов.

***

Школьный пиджак стал короток как-то вдруг. Худые запястья высунулись из рукавов. Рррр-раз и выдвинулись вперед, будто что-то потеряли на земле.

– Ц-ц-ц, – огорченно приговаривает портниха, отпарывая и отгибая запасец в манжете, – не хватит, ой, не хватит.

Не хватило.

А на следующей примерке вдруг талия поползла к подмышкам, будто пиджак сшит из змеиной кожи, которая усохла и скукожилась.

– Этак и подол отпускать придется, – всплескивает руками портниха и теребит край школьной юбки, – ноги-то тоже маханут, не удержишь. Недельку походишь, синтетической шерсти нет пока, одни обрезки, с коптером ожидаем. А уж тогда и юбку в складку новую сошью и пиджак, как положено…

Ай тринадцать, поэтому она выдвигает вперед упрямый, как зимнее твердое яблочко, подбородок, и грубо обрывает планы портнихи:

– Не стану я ходить в малышовой одежке.

– Хорошо, – кивает портниха невозмутимо, – возьму тесьмы, – она показывает на яблочно-зеленую, – и надставлю рукава и по подолу пущу, будет загляденье. Для тех, кто не хочет ждать, у меня полно рецептов.

Она издевается!

Темные, до плеч волосы Ай угрожающе топорщатся на затылке, наэлектризованные одеванием-переодеванием, касанием шерсти, полушерсти. Зеленые глаза-кругляшки воинственно сверкают.

И в такие моменты Ай вспоминает, что она дочь профессора Генассии. Хотя никогда не пользуется именем отца. Еще чего не доставало. Ведь она хочет только одного – забыть, что он ее отец. Но сейчас ее так и подмывает напомнить, что она непростая девочка. Ай с трудом сдерживается, слова так и скребут в горле.

– Или вот! – портниха вдруг взмахивает над головой черной поминальной шалью. – Совсем про нее забыла. – И по цвету подходит, а материал на глаз никто не отличит.

Скорбные складки колышутся перед глазами.

Вотч моргает часто-часто, будто удивленный, что его потревожили.

– Меня вызывают.

Портниха оборачивается. Она уже набрала в рот булавок. Стискивает губы, и булавки угрожающе топорщатся. Попробуй убеги! Но вызов – есть вызов. Медлить нельзя.

«Хоть бы ты их проглотила!» – думает Ай про булавки, проскальзывая рукой мимо рукава мантии, раз, другой. Пиджак остался в заложниках у портнихи. Пусть его хоть павлинами разошьет. Плевать.

***

Слитки с профессором Генассией проверяет каждый студент. Но строгой очереди нет. Тебя вызывают. И только, когда светящаяся точка на карте останавливается, ты понимаешь, что будет проверка. Ни один студент не помнит собственную проверку, хотя каждый ее проходил. Что-то в камере приемки кажется знакомым, но, как не напрягай мозги, картинки из прошлого не вспомнишь.

Камера приемки – полый коробок в стене. Стол из туманного металла затерт и поцарапан так, что отражений в нем не видно. Две каменные скамьи по бокам стола. Профессор Генассия пропускает Ай вперед, она скользит по скамье. Он натягивает на руку перчатку со срезанным указательным пальцем. Ай тоже на всякий случай надевает перчатки. К слиткам нельзя прикасаться незащищенными руками.