Гаджеты не приветствовались. Но и не были запрещены. Люди бывалые советовали брать, потому что «от скуки и от свежего воздуха на второй день с ума сойдешь». Вот только заряжать их негде, это надо учесть. Геннадий учел. Три полных пауэр-бэнка, смартфон, планшет, электронная книга. Неизвестно, к чему потянет на отдыхе. Вдруг захочется стихи почитать? Он воображал отель, этнический, без особых удобств, в сердце островка дикой природы.

Бронь его не прошла. Оплату с карты не списали.

– Просто приезжай, – сказали бывалые. – У них сложности с сетью. Они в нее не верят.

Но ведь сеть не зависит от веры. Она просто есть.

В Поселке сети не было.

Не было администрации, не было рецепции, ему никто не встретился из обслуживающего персонала. Он пошел, согласно указателю к морю, и вышел к деревне.

– Пойдем, – Сакура кивнула ему, чтобы он следовал за ней. Привела в свой дом. И там он прожил четыре дня, не вспоминая о гаджетах.

На пятый день достал из рюкзака свитер, потому что вечера становились прохладными, и, увидел черное пятно на кармане для электроники. Втянул носом – пахнет перепревшей травой. Экран планшета покрывала черная слизь. И он не включался, не оживал. Геннадий попробовал соскрести слизь пальцем, но палец погрузился внутрь, экран превратился в жижу.

– Ты знаешь, что это? – спросил он у Сакуры.

Он стоял с планшетом, который стекал черной лужей на пол и воздетым к потолку указательным пальцем, с которого тоже капало.

Она забрала у него планшет, рюкзак, бросила в чан на улице, туда же отправила циновки с пола, и подожгла щелчком пальцев.

– Ты что делаешь? Там батареи, они взорвутся! Пластик! Ядовитые пары!

Но гаджеты лишь шипели и выделяли едкий дым.

Над его руками колдовала долго. Держала свои руки над его ладонями. И он чувствовал жар. А когда стало нестерпимо, хотел отдернуть руки, но не смог. Он не чувствовал их, они онемели.

– Палец лучше отрезать.

– Что?

– Всего фалангу отнять, – успокоила она.

Будто это успокаивало.

– Нет. Как же моя работа? Нет, не могу.

Но он не договорил, не успел объяснить.

Она перегрызла фалангу. Вот так просто. Как зверь, клацнула острыми зубами. Сплюнула черный кончик. А рот прополоскала кипящим отваром с неведомыми Геннадию ингредиентами. Он ничего не почувствовал онемевшей рукой, и не смог вымолвить слова онемевшим языком.

Когда он по десять-двенадцать часов ассистировал на операциях «очистки», как тогда это называли, он всегда вспоминал Сакуру. Еще тогда верили, что людей с «гнездами» в голове можно спасти.

Короткий палец ему не мешал. Он научился быстро. И никто его даже не пытался отстранить от практики. Потому что врачей, нейрохирургов стало не хватать. Потом, когда узнали, что «гнезда» заразны, невидимые споры поражают всех, кто вскрывает череп. Работали сначала в защитных костюмах. Потом пытались действовать тонкими манипуляторами в камерах. Ничего не получалось. Все оборудование оказывалось зараженным. Споры уничтожал только огонь. А потом выяснили, что и не всегда уничтожал. Оборудование расплавилось бы от такой дезинфекции.

И только доктор Генассия, как его теперь называли, по двенадцать часов не вставал с хирургического кресла в операционной, выскребая «гнезда», и не боясь заразиться. Он не заразился. Но знал, чувствовал, что удача его не бесконечна. И одним из первых пошел на армирование мозга – на Изменение.

Коптер стрекочет, как облако стрекоз. Оглушает. Профессор Генассия поправляет наушники – ремень плотно охватывает лоб и затылок. Контакт барахлит, и он слышит бубнеж пилотов, но не может различить разговора. Это угнетает. И он стучит согнутым пальцем то по одному уху, то по второму, чтобы заглушить невнятную болтовню.