У подножия лестницы его ждет Измененный. Высокая голова, шея закована в поддерживающий воротник. Не принцепс, нет. Пожалуй, секондарий или трес. Он, молча, кланяется Генассии, не глубоко, лишь как дань вежливости, берет из его рук контейнер. Тут же Измененного перекашивает от тяжести. Слитков неожиданно много. Обычно привозят по два-три. Но, судя по весу, в этот раз не меньше десятка.

Генассия не называет его по имени. Ведь измененные из Хрустальной башни теряют свои имена. Они приобретают функции.

– Профессор Генассия, – говорит Измененный учтиво и показывает, что следовать нужно за ним, хотя Генассия прекрасно знает, куда надо идти. И это обращение по имени будто сразу унижает его, Генассию. Здесь он не крутой проф, а всего лишь посланник, посредник с контейнером слитков, курьер. Ведь он не может ответить Измененному тем же, он даже не понимает, какую функцию тот выполняет.

Они проходят в одну из секций Башни. По тому, что спускаться приходится недолго, Генассия понимает, что они высоко. Все секции похожи. Лестница буравит Башню насквозь. Вдоль прозрачных стен расположены кресла на расстоянии вытянутой руки. Мягкие удобные, подвижные вокруг своей оси, кресла, с подлокотниками и подголовниками специально под вытянутые головы измененных. В такое хочется сесть тут же, откинуть голову, расслабиться.

Он обращает внимание на голову Измененного, который его встречает. Его голова чиста, никаких париков или шляп. По ней бегут синие прожилки вен. Кожа нежная, просвечивает. Такие высокие головы только у измененных из Башни. Голова Генассии выглядит скромным холмом, по сравнению с величественной горой провожатого.

Измененный ставит контейнер возле одного из кресел. Садится. Отщелкивает застежки.

– Встаньте за моим креслом, профессор.

Генассия знает процедуру, но сейчас он замер, завис. Он никак не решит, стоит ли показывать слиток Ай. У нее еще есть время – месяц, два, может, полгода. И потом он обещал Сакуре, не делать операцию дочери, пока не будет уверен. Чего он робеет? Он уверен. Ай должна измениться, чтобы жить. Она не стихийная, нет. А значит трава может поглотить ее в любой момент, съесть разум, разрушить речь.

Надо решаться, пока он один на один с Измененным. Потом войдут остальные, начнется процедура. Печати будут сведены, слитки уложены обратно, и Генассия отправится в Замок.

– Мне нужно, чтобы вы думали о детях, которые отражены в слитках. Об их пристрастиях, о характерах, о поведении, способностях и так далее, все, что знаете о них. Не транслируйте мне, просто думайте. Любым привычным для вас способом: образом или текстом.

Генассия кивает. Он пробует сосредоточиться на первом слитке, который Измененный освободил из гнезда, взял длинными пальцами за края защитного футляра. Измененный откидывается на спинку кресла, поудобнее устраивает голову, и ждет потока информации от профессора.

Генассия честно пытается рассказать о владелице слитка. Смышленая девчонка. Очень старательная. И вдруг сбивается… Перед глазами возникает лицо дочери.

Генассия не понимает сам себя, но прижимает сумку со слитком все крепче к боку. И даже руки сцепил на груди в замок.

– Вы напряжены, – замечает Измененный. – И у вас есть еще один слиток. Под мышкой.

А он думал, что скроет от Изменнного слиток? Серьезно?

– Это так… – мямлит Генассия и не узнает себя снова.

– Покажите.

Генассия выпутывает сумку из-под складок мантии. Осторожно передает слиток Измененному. Тот проводит ладонью по прозрачному футляру, будто пытается стереть пыль, заставить сиять слиток еще ярче.