– Слиток вашей дочери. И в нем кровь стихийной.

– Ее мать была… м-м-м… да.

– Это хорошо. Если наследный слиток мост над пропастью – это хорошо. Связывает берега. Главное, чтобы девочка не поддалась стихии. Подумайте о ней. Дайте мне больше информации.

Генассия старательно думает, вспоминает.

– Как трогательно, – произносит Измененный, глазные яблоки под опущенными тонкими веками дрожат и скользят вправо-влево, – она не хотела разлучаться с матерью.

– Она была очень привязана к ней.

– Сакура – красивый образ.

– Это ее имя.

– Вы любили ее. И любите, – Измененный открывает глаза. – Так странно. Вы осознаете ее ограничения, ее заблуждения, но все равно испытываете чувства. Неужели Волны не стерли ваши воспоминания о ней?

– Кое-что пропало, – и в голосе Генассии против воли звучит сожаление. – Раньше считали, что Волны не влияют на измененных. И мы не прятались от них. Но теперь спускаемся в убежище при малейшем намеке на приближение.

– Влияют, но не так, как на обычных людей.

Пальцы продолжают исследовать слиток. Наконец, Измененный вздыхает и больше не закрывает глаз:

– Ваша дочь на распутье. Вы правильно сделали, что привезли ее слиток. В ее нынешнем положении она опасна. Она колеблется. А нет никого хуже сомневающихся. Она плохо учится. Не достаточно усердна. Потому что не верит нам, не верит вам, профессор Генассия. Не верит в то, что измененные – настоящее и будущее этого мира. Кровь стихийной очень сильна в ней, это она вынуждает ее сомневаться. Но вовремя произведенная операция спасет ее и всех нас.

– У нее еще есть время.

– Есть, – кивает тяжелой головой Измененный. – Но немного. Займемся нашей работой.

Бывают повреждения, которые не мешают изменению. Мозг пластичен и отвечает новыми нейронными связями. Одна лишь операция ничего не решает. Как мозг сможет справится после – вот показатель успеха. Как будет прибывать мозговое вещество, новые связи, как будет расти голова. Яйцом или пузырем. Обладателей пузырей умерщвляют. Патологично разросшийся мозг – в банку. Изучать и делать выводы.

Генассия вздыхает. И начинает добросовестно вспоминать всех детей, слитки которых перебирает Измененный.

***

В Замке на экране во всю стену трепещет волна. Вдруг случается что-то незаметное глазу и волна идет рывками, углубляя синусоиду. И снова почти гладь.

В волновой камере принято сидеть на полу – для этого разбросаны небольшие подушки, сплюснутые блины. Сидеть и наблюдать за волной. Кому повезло – опираются спиной на стену. Сидеть нужно долго, не закрывая глаз, вдыхать запах. А пахнет здесь солью и йодом, сгнившими водорослями и сухим песком. Спрятанные в потолке и стенах устройства имитируют запахи океана. Говорят, что именно под их действием нервная система расслабляется.

А когда расслабляется нервная система тебя начинают глушить ритмами. Ритм разной частоты тоже испускают устройства. Сигма-веретенца сменяют на жесткую альфа, только ты приспособишься, как врубают томную бэту и тут же без перехода стучит зловещий тэта-ритм. И каждый раз ученик должен жестко фиксировать волну, мысленно ее описывать, следить за изгибами взглядом.

Про волну известно, что она якобы замерена в настоящих океанах, на разных участках и разных глубинах. Но проверить это никак нельзя.

В волновой камере Ай всегда охватывает чувство безысходности, кажется, что ничего на свете не осталось – ни морей, ни океанов, лишь эта оцифрованная, насмешливо выгибающая спину волна.

Ай повезло – есть место у стены, а то трудно сосредоточится, когда после часа отсидки, боль спицей пронзает позвоночник. Самое трудное – не закрывать глаз. Синусоида волны убаюкивает, глаза начинают слипаться.