Я не знаю. Видела лишь суммы в выписках, а вот с каких счетов — не разобрала. Но сейчас — сомневаюсь, притом — сильно. Геннадий щепетилен в финансовых вопросах. Вряд ли бы он допустил такой простой и очевидный ляп.

Качаю головой.

Мама ставит чай на журнальный столик:

— Саленька, детка, не волнуйся. Совет директоров был, в большинстве, против назначения твоего Букреева генеральным.

Она произносит твоего с таким пренебрежением, словно я — соучастница и сообщница его деяний.

Хмыкаю и отвожу взгляд.

— Это было три года назад.

— И что? — фыркает мама, нервно закидывая прядку за ухо. — Ты думаешь, что-то изменилось?

— Всё изменилось, мамуль, — устало и сухо констатирую я. — Они увидели Гену в работе. А он — профи высшей марки, глупо отрицать. В совете директоров не дураки. И семейным дрязгам, в которые мы собираемся их всех вмешать, они предпочтут холодный и взвешенный деловой подход Гены.

— Ты, вообще, на чьей стороне? — возмущается мама. — Я же для тебя стараюсь?

— Для меня? Ой ли!

— Так-так, девочки, не соримся, не соримся! — стучит ручкой по столу Меланья Брониславовна. — Я считаю, что Саломея права. Возможно, мне стоит лучше изучить материалы дела… Спешить не стоит.

Она встаёт с дивана, собирает свои вещи, спешно прощается и семенит к двери. Косолапит. Вот почему одна туфля у неё сильнее растоптана и болтается на ноге.

Когда дверь за ней закрывается, оборачиваюсь к маме:

— Где ты её вообще откопала?

— Да в одном салоне познакомились. Она туда приносила буклеты корейской косметики. Мы разговорились. Так и выяснилось, что она — адвокат. Мне никогда не приходилось видеть её в профессиональной сфере. Вот и обратилась к ней. У нас с тобой сейчас… не очень хорошо с деньгами. Мы не можем позволить себе дорогого адвоката.

Последнее я пропускаю мимо ушей, хватаюсь за предыдущее:

— Мам, я помню папино завещание. И помню, сколько он оставил тебе. Куда ты дела столько денег? — смотрю на неё в упор.

Мама тушуется, опускает голову и начинает мять края одежды…

— Идём, — всё-таки отмирает и тянет меня к дивану. — Нам лучше присесть.

Подчиняюсь, сажусь рядом.

— Ну и? — вскидываю бровь в Генкиной манере. Ага, переопылилась за три года. Как оказалось — основательно. Кладу ладонь на свой живот, инстинктивно закрывая живот. Оберегая его.

— Я делала это для тебя, — наконец выпаливает мама. — Да, только чтобы помочь тебе!

— Каким это образом? — я посмотрела на неё с недоумением.

— Я ведь знала, как вы с Рустамом любите друг друга. У меня даже истерика случилась, когда отец сказал, что отдаёт тебя Гене. Как можно? Разорвать влюблённых, такую связь! Рустаму тогда нечего было противопоставить — Лёва считал его мошенником. Ну, ты знаешь…

Хлопаю глазами:

— Причём тут Рустам? О чём ты вообще?

— Я рассказываю тебе, как всё было, с самого начала… — почему-то злится и пылит она. — Рустаму нужны были деньги, чтобы подняться, чтобы начать нормальный бизнес… И он хотел взять их у твоего отца. Но… не успел. Поэтому, когда Лёва умер, царство ему небесное, — она складывает руки в молитвенном жесте, — а я получила возможность распоряжаться своим наследством, то я отдала деньги Рустаму. Хотела, чтобы он стал респектабельным.

— Зачем? — всё ещё не понимаю я.

— Затем, что уже тогда не доверяла твоему Геночке! — резко говорит она. — Только Лев меня и слушать не хотел, а потом и ты. А я всё время мечтала, что ты уйдёшь от этого… навязанного недомужа к нормальному мужику! И, как видишь, мои предположения оказались верны.

— Так значит тогда вы с Рустамом…

— … поспорили из-за денег. Я ведь ему ссудила нужную сумму, а не подарила. А отдавать он не спешит.