Вот почему он не хотел детей от тебя. У него уже был ребёнок!

Предатель… Лжец… Гад…

Нет уж — о моём малыше он не узнает, раз не хотел его. Кроха будет только моим. Капровым! Даже отчество ему дам по своему отцу, пусть Гена утрётся.

Поднимаюсь, сжимаю в руке один из тестов, будто нож, и выхожу в гостиную. Только теперь понимаю — пока меня не было, ни мама, ни Рустам не поинтересовались — что со мной. Интересно, чем они таким были заняты, что проигнорировали моё плохое самочувствие.

Иду в сторону кухни и застаю картину маслом — букет пионов валяется на полу, весь растрёпанный и опавший, а мама с Рустамом ссорятся — с истерикой, слезами, битой посудой и матами…

И, кажется, я прихожу на самую интересную часть этого домашнего спектакля…

5. Глава 4

— Беременность сыграет нам только на руку в этом деле. Это как раз выгодно, — говорит адвокат Меланья Брониславовна, мамина подруга. Она каждую свою реплику помечает в блокноте, потом подчёркивает и обводит.

Меня это немного бесит.

Впрочем, меня теперь всё бесит — стою, смотрю в одно и едва удерживаюсь от того, чтобы не начать грызть ногти.

За последние пару дней слова «выгода» набило мне оскомину. Все только и говорят о ней, и никто — о чувствах, о том, что я переживаю, через что прохожу.

А у меня — стоит закрыть глаза — та некрасивая сцена на кухне. Осколки посуды, растрёпанный букет, мамины слёзы… Рустам тогда пулей пролетел мимо меня, что-то бормоча на своём… А мама… Она так толком ничего и не объяснила: «Тебе лучше держаться от него подальше. Он очень разочаровал меня» Я хотела ей возразить: мол, сама же к нему и толкала, но мама лишь вскинула руку, оборвав мои возмущения: «Не хочу о нём говорить. Нам сейчас главное сосредоточится на деле…»

Да, мама теперь так и называет мой грядущий развод — наше дело. Но гораздо больше её, конечно же, волнует раздел.

Мы с матерью никогда не были особенно близки. Я всегда росла папиной дочкой. А мама — она словно прилагалась к папе. Вернее, он любил её, поэтому приходилось любить и мне. Я стыдилась того, что отношусь подобным образом к родной матери, но… Она тоже особенно не искала сближения со мной. По-настоящему родными мы стали после смерти отца. Когда он ушёл — стали жаться к друг дружке, как испуганные котята. И вот теперь эта ситуация с Рустамом… Она снова проложила пропасть между нами. Заполнила пространство холодом.

Даже весть о моей беременности мама восприняла холодно, только и заметила:

— Гене пока не говорили.

Будто я собиралась.

А буквально на следующий день в нашем доме появилась Меланья Брониславовна — невысокая, ушлая, с короткой стрижкой и паршивым маникюром. Она не нравилась мне. И эта её дурацкая привычка качать туфлю на ноге. В ней было что-то от пронырливой базарной торговки, которая внезапно забралась высоко и теперь строила из себя важную персону. Не выношу таких выскочек.

И вот теперь она вновь сидит на диване, качает туфлю, обводит свои же реплики в блокноте.

Мама суетится, готовит чай.

А я тихо бешусь. Наконец, отвожу взгляд от окна, за которым льёт дождь, заштриховывая мою реальность серым, и говорю:

— Вы уверены, что выгорит?

Просто я знаю юристов, которые работают в нашей фирме — то есть, сейчас, фактически, на Гену. Это — настоящие акулы. Они перекусывали и не таких, как эта Меланья. Я уважаю наш юротдел, и совсем не уважаю женщину, которая собирается представлять мои интересы.

— Конечно! Ведь ты там главная. Тем более, ты беременна, а он — предал тебя, да и общее дело — тоже. Деньги на своего отпрыска он откуда брал? Из общей казны, так?