— Мам… — фыркаю я… — И этого его ты называла «О, боже, каким мужчиной»?
Мама усмехается:
— Я же сказала тебя, что очень разочаровалась в нём…
— Это хорошо, — киваю, — я ведь говорила тебе, что не хочу никаких отношений.
— Вот и правильно, — успокаивается мама и похлопывает меня по руке, — сами справимся…
Но мой мозг лихорадочно подбирает кусочки пазлов, составляя картинку.
— Мама, те уроды, что недавно зажимали меня в туалете… — голос дрожит и срывается, когда вспоминаю тот ужас, — они… они говорили о каком-то любовнике и его долге. Но у меня никогда не было любовника, ты же знаешь. Значит…
— Саломея, — строго произносит она, — не придумывай глупостей! Единственный мужчина в моей жизни — твой отец. И я не собираюсь это менять даже после его смерти. К тому же, Рустам куда моложе меня, и ты была влюблена в него. Было бы отвратительно, если бы случилось то, о чём ты подумала…
Боже, как стыдно! Я чуть не заподозрила маму в… Нет, не в измене — она ведь вдова, к тому же, для своих лет — весьма хороша собой, подтянутая, стройная, почти без морщин. Я была бы не против, если бы у неё были отношения. Маме очень плохо одной, без мужчины, я же вижу. И даже то, что у неё появился бы возлюбленный, моложе неё, меня бы не смутило. Я современная женщина, такие предрассудки, как разница в возрасте, не смущают меня.
Внутренний голос ехидничает: «А что же ты обзывала стариком Гену?» Затыкаю его, сжимаю мамину ладонь.
— А вот тебе надо отношения, — говорю я. — Ты же у нас — нежная фиалочка, за тобой нужно ухаживать. — Подаюсь ближе, кладу голову на плечо. — И прости, что подумала гадости…
Мама усмехается:
— Да любой бы чёрте что подумал, когда увидел бы нас в тот момент. Просто я разозлилась. Он ведь заявил, что ничего возвращать мне не собирается, потому что ваша семейка мне должна…
— Так и сказал?
— Да, именно так и сказал…
— Вот же… — слов не находится, вернее они теряются и становятся неважными. — Мам… если всё, как ты говоришь, это плохо…
— Почему? — удивляется она.
Но я замолкаю, неготовая озвучить свои догадки. Потому что пока что всё только на уровне домыслов и интуиции. Которая просто кричит мне: «Есть кто-то ещё!»
***
Разговор с мамой вымотал меня, поэтому лежу теперь и смотрю в потолок. Меня раздирают противоречивые чувства: стыдно, что подозревала родную мать не пойми в чём, страшно, что не знаем врага, обидно, что любимый бросил, когда больше всего нужен…
Всё это — дикий коктейль, мешающий рассуждать здраво.
По большому счёту мне нужно обсудить всё с Геной — трезво, без эмоций. У нас теперь будет ребёнок, на которого у него тоже есть права. И есть мальчик Дениска. Он так же имеет право знать о своих братике или сестричке, взаимодействовать с ними. А значит, придётся сесть за стол переговоров не только с мужем, но и с этой его Кариной.
Да, есть ещё одно чувство, очень глубокое и беспокоящее меня сильнее других, — ужас перед предстоящим разводом. Гена так тонко добивался меня, что буквально вшил меня в себя — по венам, по нервам, — прочными стежками. И теперь мне без него даже дышать трудно. Сердце выстукивает ритм: «Гена-Гена-Гена»… Очень тоскливо, до внутреннего воя. Как я теперь без него?
Память усиленно подбрасывает воспоминания из прошлого. Те, где нам хорошо.
Вот мы гуляем в парке…
— Что ты будешь — мороженное или сладкую вату? — а у самого глаза лукавые, искристые.
— И то, и другое.
— Совсем засахаришься.
— Ну, ты же любишь сладкое?
— Нет, я люблю тебя…
И поцелуй — упоительный, жаркий, такой, будто этот мужчина вечно голоден по мне. Держит крепко, целует, будто подчиняет. И я отдаюсь в его власть добровольно, капитулирую, таю…