— Бог ты мой, — мрачно сказал Нэд. — Да тебя поймали в сети, дружище.

— Кто-то уже расставил их и для тебя, Рэтленд.

Не пора ли Нэду молиться за упокой холостяцкой души?

Маркиз отвел взгляд.

— И не говори так, будто меня изловили только из корысти, — сказал он.

— Ты сам отметил, что именно титулы превращают нас в мясо.

— Она так не думает.

Нэд готов был поставить на то, что ровно так она и думает. Он иронично приподнял бровь и сказал с издевкой:

— Конечно, она у тебя особенная. У вас настоящая любовь.

Пембрук поморщился и отмахнулся.

— Да, у нас любовь! Хватит говорить так, будто в меня невозможно влюбиться.

Не невозможно, конечно, но крайне маловероятно. Браки по любви встречаются, но только у более удачливых мужчин. У тех, кто рожден без клейма власти, богатства и ответственности. Конюхи, трубочисты и матросы могут жениться по страсти и даже по любви, но такие, как он и Пембрук? Герцоги и маркизы, молодые, богатые и знатные — для них не существует вещей вроде любви.

У них есть только долг, который требует брака. И если Нэд хоть что-то понял в этой жизни, так это то, что мужчина вроде него должен жениться с широко открытыми глазами, в полной мере осознавая масштаб разочарования, который, без сомнения, его настигнет.

Герцог Рэтленд знал это, потому что сам был плодом такого брака. Сколько раз отец смотрел сквозь него? В этом взгляде плескалось равнодушие и кое-что похуже. Что-то вроде отвращения, как будто он бы с радостью вычеркнул сына из жизни, если бы это помогло повернуть время вспять.

Нэд был уверен, что отец возрадовался, когда смерть пришла к нему два года назад, освободив от ужасной реальности, которой он был обременен. От женщины, которая его поймала. От матери Нэда.

Она родилась без титула и состояния, поднявшись до самого высокого ранга в стране. Пришла из ниоткуда и стала герцогиней. О, она никогда не смотрела сквозь своего сына, нет. Она глядела на него во все глаза с гордостью и триумфом, но не за то, как он рос и как быстро осваивал языки, географию, историю, астрономию. Она гордилась, что его рождением укрепила свое положение.

И Рэтленд помнил всё это слишком отчетливо и ясно, чтобы поверить, будто что-то может быть по-другому. Как только он осознал себя, то поклялся, что никогда никем не очаруется, чтобы не разочароваться так же, как отец.

И теперь он подошел к своему другу, похлопал его по спине и вздохнул, наблюдая за золотым светом, что лился из зала.

— Не сердись, Пембрук. Но всё же я уверен, что любовь — это большое заблуждение. А женщины — это уверенность в наследнике, не более. Даже если ты нужен своей даме, твой титул нужен ей не меньше. Не сомневайся, друг мой.

Маркиз повернулся и посмотрел на Нэда.

— Правду про тебя говорят, Рэтленд.

— Какую?

— Что ты холодный и бессердечный ублюдок.

Нэд усмехнулся и сделал глоток из своего бокала.

— И это всё еще не делает меня неправым.

— Но это делает вас ослом.

Последние слова раздались снизу, из темноты, со стороны каменной лестницы, ведущей с балкона в сад. Женщина, сказавшая это, поднималась к ним с Пембруком плавно и уверенно. Маркиз не мог сдержать удивленного смеха.

— Дама чертовски права!

— Благодарю, милорд, — ответила она. — И если бы кто-то из моих друзей так сказал про мою любовь, я бы отправилась искать нового друга, с приличными манерами.

Пембрук издал звучный смешок и толкнул Нэда в бок.

— А что, не такая уж плохая идея.

Герцог молчал и прищуривался, пытаясь разглядеть женщину в вечернем полумраке. Она остановилась на полпути и прислонилась к внешней стороне дома.