Я с трудом приподнимаю подбородок вверх. Смотрю мужу в глаза, сжимая губы. Не знаю, каким чудом мне удаётся до сих пор не плакать.
— Давай не будем превращаться в тех родителей, кто при любых разногласиях использует ребёнка как канат для перетягивания.
Слова мужа срабатывают пусковым механизмом. Первая слеза бежит по щеке. Артур тянется пальцем, чтобы стереть её с моего лица.
— Папа, ты приехал! — осипшим голосом за моей спиной кричит Ксюша.
Я отшатываюсь от супруга, поспешно вытирая мокрые щёки.
— Только на один час, Артур.
4. Глава 4.
Валерия.
Никогда не считала себя злопамятной или мстительной. Всегда старалась быстро забывать неприятные ситуации. Жила с акцентом на хорошие и счастливые моменты.
Но с некоторых пор всем известное и безграничное «никогда» обрело чёткие рамки. После того как мне посчастливилось узнать, что одна особь женского пола самым наглым и постыдным образом позарилась на моего супруга, моя доброжелательность к людям ушла в небытие.
Такому поступку невозможно найти оправдания, такое поведение не поддаётся моей логике. Считаю, что она виновна во всём. Эта женщина втёрлась в доверие к моему ребёнку, притёрлась к моему мужу, при этом совершенно точно зная, что он давно женат.
Я не могу нормально есть и спать. Меня преследуют кошмары, в которых мой любимый супруг ублажает эту дрянь. Он раз за разом шепчет ей на ухо всё те слова, что шептал и мне. Целует там, где целовал и меня, любит так, как любил и меня.
Эта вся боль отравляет жизнь. А ещё меня разрывает от чувства несправедливости.
Пока я пытаюсь собрать себя по кусочкам, эта темноволосая мерзавка продолжает спокойно работать в школе. Она не имеет никакого права находиться рядом ни с моим ребёнком, ни с любым другим.
Оставляю болеющую Ксюшу под присмотром матери Артура, а сама еду прямиком на встречу с директором школы. Мне придётся юлить и хитрить в разговоре с этим мужчиной, так как на руках у меня нет никаких доказательств. Только память и слова мужа.
Но даже не имея ничего на руках, я еду на встречу. Считаю, что это моя прямая обязанность как матери. Я должна добиться увольнения такой учительницы.
С Анатолием Борисовичем мы ведём очень напряжённый разговор достаточно долго. Он с сомнением относится к моим словам, рьяно отрицает столь аморальное поведение образцовой учительницы. Постоянно повторяет про её активную педагогическую и социальную деятельность, про учеников, которые с восхищением слушают её на уроках, упоминает про какие-то грамоты, похвалы и прочее.
От негодования я впиваюсь ногтями в гладкую кожу своей маленькой сумки. Мужчина не понимает моих чувств и всей серьёзности сложившейся ситуации.
Мне трудно давить на людей. Тем более в таких целях. Но и сдаться я тоже не имею права. Судорожно пытаюсь придумать, как подтолкнуть мужчину на свою сторону.
Делаю медленный вдох. Затем выдох.
Вспомнила!
Досадным и опечаленным голосом сообщаю пятидесятилетнему мужчине, который много лет управляет одной из лучших школ города, что он не оставляет мне иного выбора как идти с жалобами в региональный департамент образования.
При упоминании данной инстанции манера общения директора школы резко меняется. Он клятвенно обещает в самые кратчайшие сроки разобраться в сложившейся ситуации и уверяет, что примет жесточайшие меры к тому, кто своим непристойным поведением омрачает почётную профессию учителя.
— Я рада, что нам удалось прийти к общему знаменателю, Анатолий Борисович. К концу недели, я надеюсь, вы сообщите мне о выполненных мерах?
— Да, да, конечно, — вытирая платком вспотевший лоб, уверяет меня директор.