– Мила, ну ты подумай! Даже если я тебя туда отвезу, не факт, что мы с ними столкнёмся. Я ж не знаю ни этажа, ни квартиры.

– А ты отвези. Я везучая, столкнёмся!

Почему-то я в этом уверена.

Да, я везучая. Во многом. Кроме брака, конечно.

Сколько лет я была слепа? Как не замечала очевидного? Муж жил на две семьи? Ребёнка там нажил? А Сашка как? Это он после её рождения, выходит, загулял?

Ну да… было тяжело. Не скажу, что у меня была депрессия, но раздражительность зашкаливала. Первые полгода Санька была очень беспокойная. Кричала, если не спала. Если спала, то только на моей груди. Я раздражалась жутко, ощущая, что даже моё тело мне не принадлежит. Интимная жизнь полетела к чертям. Груди было так больно, что, если её касался муж, я взрывалась приступом гнева. Думала, Глеб проявил понимание и деликатность, когда секс, как наивысшее проявление близости, исчез из нашей жизни более чем на полгода, а после напоминал простые механические движения. Влечение к мужу и страсть вернулись намного позже. А он, выходит, налево повадился шастать? И дошастался до прижитого где-то там на стороне ребёнка?

От этих мыслей слёзы начинают капать в два раза быстрее.

– Ещё давай, – стучу указательным пальцем по кромке стакана.

– Ты чего, нельзя так много.

– Можно, мне надо.

– Ну десять капель, разве что.

Следом за лекарством выпиваю стакан воды, а потом, пошатываясь, иду до дивана в кабинете Лики. Разом как-то всё навалилось: и шокирующие новости, и усталость. Силы исчерпались, руки и ноги меня не слушаются, я еле двигаюсь.

– Я полежу немного, ладно? Глаза закрываются.

– Конечно.

– Полчасика полежу и поедем, ладно?

– Ладно-ладно.

– Вот и складно, – шепчу, пристраивая щёку на ладонь.

Диван у Лики жутко неудобный. Маленький, узкий, не предназначенный для лежания бьющихся в истерике сотрудников. Но с горем пополам я на нём устраиваюсь и закрываю глаза. Всхлипы изредка прорываются на волю, давлю их неимоверным усилием.

У меня два выхода: утонуть в жалости к себе или разозлиться.

Выбираю второй.

Только сложно это, как оказалось.

Лика стучит по клавиатуре очень монотонно, а я дремлю. Всё-таки валерьянка действует, кто бы что не говорил.

Из полудрёмы меня выдёргивает вибрация телефона в кармане. Это Глеб.

Отвечаю на автомате. Тот радостно сообщает, что уже освободился и может за мной заехать.

– Не надо. У нас тут с Ликой дела, – говорю прямо полуправду. – Забери Сашку со школы. Будьте дома. Я позже приеду.

– Хорошо, – соглашается Глеб.

На мою радость не выпрашивая, какие дела и по какому случаю. Он такой всегда был. Не выпытывает подробности, если надо, как считает, сама всё расскажу.

– Люблю тебя, – говорит на прощанье.

– Угу, – даю отбой, чувствуя тошнотворный привкус обмана от его слов.

Переворачиваюсь на спину. Правую ногу сгибаю в колене, левую опускаю на пол, ладонью накрывая лоб.

– Пять минут и поехали. Надеюсь, я уже не напоминаю перезревший помидор цветом кожи.

– Нет, даже бледновата немного, – доносится со стороны рабочего стола.

– Вот и прекрасно.

– Ты уверена, что хочешь ехать?

– Уверена, – бросаю даже немного зло. – Очень уверена.

Через полчаса мы выходим из офиса. Молча садимся в машину и едем на юг города.

Лика пытается меня отговорить, но я до последнего стою на своём. В итоге мы уходим с работы и берём курс по адресу, где год назад Лика побывала с Глебом. Сейчас начало пятого, пробки уже начинают формироваться, на особо активных проспектах мы толкаемся в очередях перед светофорами. Пальцами я тарабаню то по дверце машины, то по боку сумки, лежащей на коленях.