Как же Ник отца в этот миг ненавидел. До скрежета зубов, до темноты в глазах. Со всего размаха ударил кулаком об стол, за что получил громкое замечание препода экономики и перегляды одногруппников.

«Дело касается матери. Это очень-очень важно, поверь мне» — странно, что батя спустил ему грубость.

«Ха! Поверить ему?» — Никиту затрясло от гнева. Он понимал, что и сам виноват, берега попутал. Думал, что действительно будет так, как ОН обещал. Мать погорюет недолго и смириться. Будет так, как Богдан Вавилов сказал.

Хренушки! Недооценили они спонтанность в матери, не увидели главного — терпеть предательство она не станет. Не забьется в угол, молча проглотив уготованную ей участь разведенки в «запасе». Мама оказалась выше всей грязи, в которую ее пытались окунуть.

8. Глава 8

— Кто это напакостил? А?! Нет, я спрашиваю внимательно, кто это сделал? — кричала бабка Галина в сенях, где была перевернута корзина с куриными яйцами. Много яиц побито, еще столько же съедено. Низкий хрипловатый властный голос еще не утратил своей былой силы. Но, проказник ее не боялся. Знал, что старуха руки на него не поднимет… А, веник найти не может. Да.

Беспородный кошачий парень серо-полосатой наружности спокойно вылизывался, только ушами иногда дергал от резких звуков. Прервется иногда и вытаращит свои жуткие желтые бесстыжие глаза. Прищурится.

— Даш, ну ты глянь! Опять соседская морда набедокурил. Мало того, что Маньку мою обрюхатил, еще и яйца побил. Ох, пожалуюсь я в сельсовет на Дуську! Совсем своих животных распустила. То козел в моем огороде по августу капусту сжевал, то кот…

Дарья равнодушно ковыряла котлету из Нюшкиных прошлых поросят, замороженных в виде фарша. У Галины Михайловны весь морозильник забит разным мясом, фасованным по пакетикам. Смотрела в небольшое окно, где пейзаж практически не менялся. Только снег в их регионе, то выпадет, то оттепелью спадет.

Галина наоравшись вдоволь, зашла в дом. Посмотрела на меланхоличную постоялицу. Вздохнула. Скинула куртку на вешалку. Сунулась к умывальнику руки помыть. Подошла к большому холодильнику, отлепила дверцу, которая поддалась с сопротивлением. Достала литровую банку парного молока. Отнесла ее к столу, чтобы в чай плеснуть «для вкуса».

— Даш, надо к источнику за водой сходить, — вещала из холодильника, снова там что-то выискивая.

— Зачем? Вода в кране есть. Ее кипятить можно, — Дарья перестала терзать котлету и отложила вилку.

Бабка вынырнула из холодильного агрегата и отряхнула подол юбки, будто в пыльной кладовке лазала. Взглянула на нее, как на дурочку.

— Это же чудодейственный источник! От его воды бабы даже в пятьдесят лет рожают. Силы такие прибавляет — не замечаешь, как день в работе прошел. Иди, давай, зубы мне не заговаривай, Дарья! Тебе нужна эта водица, — ткнула на нее крючковатым пальцем. — На меня посмотри! — раскинула руки, будто красовалась. — Я еще ого-го! В свои-то восемьдесят пять… А нет, четыре, — крякнула, что добавила себе лишка на один год.

— Вот, значица, идешь как до станции, затем налево. Там указатель есть для неместных. За водой отовсюду приезжают… И из Перми вашей тоже. До таблички иди, — поучала она Дарью, пока та одевалась в куртку с чужого плеча, чтобы свое пальто не испачкать.

Женщина слушала и кивала. Стоило ей выйти за дверь, как мысли унесли далеко от дома с выкрашенными наличниками окон в синий цвет. Тянет себе тихонько санки с флягой, только полозья (нижняя часть санок) по притоптанной дорожке скребут, выдавая противный звук. В сердце скрепит тоска по сыновьям, ее любимым и родным мальчикам. Как они там? Вспоминают ли мать?