— Варит, — кивнул Вавилов и живот его протяжно заурчал: «Але! Где борщ?». Ему в ответ упала новая порция виски, чтобы заглох и не выступал тут.

— Я бы следы такой женщины целовал. Моя кикимора губастая ни на что не способна, только деньги мои тянуть, да по бутикам шляться. Мне кажется, ей совершенно насрать на меня, лишь бы деньги приносил. Вот так женишься на конфетке, а под оберткой… — он покрутил в руке стакан с золотистой жидкостью, где несколько кубиков льда бились друг об друга. — Так, говоришь, разводитесь? Даша теперь — свободная женщина? — взгляд его стал хищным, словно добычу почуял, ноздри раздул.

6. Глава 6

Никто утром ее не будил, просто непривычные звуки растормошили. Даша еще спросонья не поняла, где находится. Зевнула, потянулась, раскинув тонкие руки. Замерла, увидев низкий потолок, старый шкаф в углу. Перевела взгляд на раскрытый чемодан, из которого вчера впопыхах вынимала комплект белья. Уголком торчала фоторамка из разрытых вещей.

Скрипнув кроватью, Дарья протянула руку и вытащила ее. Погладила холодное стекло кончиками пальцев. Это особый вид боли — видеть своих детей только на фото. Стараться не вспоминать того, что они сделали… Просто, выбрали удобный формат, ничего личного. Папины деньги оказались важнее матери. Кольнуло под сердце, и она всхлипнула, прикусив ребро ладони зубами.

— Слышу, что не спишь, — заглянула Галина Михайловна без стука, утирая руки об передник. Быстро окинула обстановку, зацепившись взглядом за фото в ее руках. — Кто это у тебя? — вперевалочку обошла и заглянула, прищурившись. Дети твои?

Даша просто кивнула, горло схватило спазмом.

— Живы хоть?

У Дарьи глаза стали огромными, как у совы. Рот непроизвольно открылся. Кожа лица и шеи пятнами пошла.

— Ой, ну и Слава Богу! Главное, живы… Остальное все можно вынести. Пошли ни то, завтракать. Каша на молоке, яйца вареные… Да, потом кур нужно кормить. Нюшка чего-то повизгивает, никак разродиться собирается.

Даша проводила хозяйку взглядом. Вздохнув, откинула одеяло. Пол холодный и вообще как-то прохладно. Быстро заскакала, выискивая теплые носки и костюм на флисе. Об обычной порции комфорта теперь можно только помечтать. Наспех умылась под краном с холодной водой и к столу присела, сложив руки на коленях.

— Бери ложку-то, да хлеб маслом намажь, — Галина ворочала челюстью, размусоливая еду наполовину беззубым ртом.

Кое-как поклевав каши, Дарья схватилась за чашку крепкого чая и с удовольствием сделала пару глотков. Вкусно. Чувствуется, что мятные травки добавлены и вкус меда язык щекочет.

Воздух разрезал такой звук, будто резали кого-то на живое. Бабка соскочила с места и к двери. Давай одеваться.

— Говорю же, Нюшка опоросится собралась… Вот, зараза! Не дала поесть нормально. Даш, ты бери вон те чистые тряпки, обтирать будешь… А, я уж, — махнула рукой, недосказав и вышла в сени.

У Дарьи руки тряслись, пока она одного пятачка за другим от крови обтирала и сажала в детские ясли на солому. Какие они забавные и маленькие. Жмутся друг к другу, соображают, что нужно вместе держаться, так теплее. Попискивают, как собачата.

— Ай, молодец, Нюшка! Десятерых за раз принесла, — нахваливала Галина Михайловна свинью и гладила по голове с растопыренными ушами. — Месяца через два тушенки наварю, — прибавила ласково.

— Как, тушенки? — Дарья прижала к себе последнего поросенка — самого маленького. У нее ноги чуть не подкосились: да, как же так можно? Малые ведь еще, лета не увидят, по траве не побегают…

— Приезжие дачники хорошо берут мои консервы мясные. Знают, что у Михайловны мясо — высший сорт… Чего опять не так? — увидела у молодой женщины слезы в серых глазах. Губы дрожат, словно вот-вот заплачет. — Это жизнь такая, Дарья. Кого-то ешь ты, кто-то есть тебя. А на что свиньи еще нужны? Тебя ведь до сих пор жрут, иначе бы здесь не была. Верно? Так сделай так, чтобы подавились! — зыркнула на нее сурово. — Хватит нюни распускать. Неси по одному, к титьке будем прикладывать. Нюшка отошла маленько.