19. Глава 19

— У меня всё в порядке, — процедила я, глядя Воронову прямо в глаза.

Его губы скривились.

— Врать ты научилась. Этого не отнимешь.

— Хоть что-то полезное урвала у вашей семейки.

Он не сдержался и таки усмехнулся открыто. На заросшей тёмной щетиной щеке обозначилась ямочка.

Я отвела взгляд. К горлу подкатывал ком. А ещё — чувство досады от того, что, к сожалению, приходилось с ним объясняться.

Сейчас для меня это даже похуже, чем скандалы с мужем, который давно переступил со мной черту всякого невозврата.

С старшим братом Сергея… с ним всё было запутаннее и сложнее.

— Может, отпустишь? — я скосила взгляд на своё запястье, зажатое в крепкой хватке. — Что у вас братьев Вороновых за манера такая — за руки меня хватать?

Его моё требование оставило без впечатления. Тем более что он знал, чем парировать.

— Тебе ведь преподаватели в универе не зря говорили, что руки у тебя золотые. А Вороновы, как ты знаешь, не любят расставаться ни с чем, что считается ценным.

Ненавижу его за эту вечную привычку иронизировать. Он намеренно опрокидывал любую попытку говорить серьёзно о серьёзных вещах. Хозяин положения и сам себе хозяин — последнему я особенно сильно завидовала. Особенно в свете последних безобразных событий.

И всё бы, может быть, ничего, вот только знал бы этот хозяин, что творит его благоверная…

— Этот комплимент совершенно не к месту.

— Я и не отпускал тебе комплиментов. Я процитировал чужие слова.

— С тех пор, как я занялась вашим домом, порой мне даже жаль, что я что-то умею. Н-не думаю, что я когда-нибудь в здравом уме согласилась бы на реставрацию, не выйди я за Сергея.

— Но ведь вышла, — и в карих глазах полыхнуло тёмное пламя.

Я этого совершенно не ожидала, но брошенная мне в лицо короткая, хлёсткая фраза заставила взгляд помутнеть от непрошенных слёз.

Мне хотелось выкрикнуть: «Да, вышла! И теперь жалею об этом!»

Но я никогда не посмела бы в этом признаться — особенно Егору Воронову.

— Что, на этот раз даже не будешь трудиться и подыскивать фразу, которой сумеешь меня эффектно заткнуть? — его губы снова скривились, будто он что-то горькое проглотил. — Помню, во время вашего медового месяца ты была куда разговорчивее.

А он сегодня жесток. Он мне именно это собирался припомнить.

— Ты не здесь, София, — его пальцы легонько сжались на моём здоровом запястье, побуждая вступить в диалог. — Мыслями ты не в работе. С утра. Блуждаешь где-то в тенях. А если нет фокуса, рано или поздно полезут ошибки. Я не могу контролировать ход твоих работ целых день.

И слава богу. Этого только мне не хватало…

— И мне не очень приятно будет просить тебя что-либо переделывать.

— Даже забавно, — фыркнула я, пытаясь сморгнуть предательские слёзы. — Тебе и вдруг неприятно мне что-либо делать?

Ноздри Воронова раздулись. Злился. И пусть. Я говорила чистую правду.

— Мы ведь о работе с тобой говорим.

— Ах, верно, — кивнула я. — Извини. Я понимаю. Это — другое.

— А ты предпочла бы смешивать личное и профессиональное?

— Я предпочла бы вообще ничего больше не смешивать! Уехать отсюда. Уехать подальше. И никого из вас никогда больше не видеть!

Слёзы всё-таки покатились из глаз. Потому что не было толку обманывать ни его, ни себя — держать эмоции взаперти я не умела. Ещё один возражение по факту того, что меня назвали Софией.

Воронов смотрел на меня с кажущейся бесстрастностью. Но даже сквозь слёзы я видела, что моим словам удалось что-то в нём зацепить.

— Я тебя предупреждал, — процедил он наконец и неожиданно склонился к моему лицу, словно для доверительного диалога. — Предупреждал, Егорова, что жизнь с Сергеем Вороновым сладкой тебе не покажется. Предупреждал, что он любит вольную жизнь.