Через несколько минут услышала:

– Мария Павловна, я готов представить вас моей бабушке –  вдовствующей графине Мелани де Венессент и моим сёстрам. – Сделав было шаг, я вспомнила о саквояжах и сундуке с тканями и оглянулась на тележку. Но Гильом меня успокоил: – Не переживайте. Багаж доставят в ваши покои. Думаю, они уже готовы.

После того, как мальчик переоделся, он словно снял с себя лёгкость общения и расслабленность. Бархатная куртка, берет с элегантной складкой, заколотой блестящей брошью, и башмаки из хорошей кожи с серебряными пряжками изгнали из глаз озорство, заставили губы поджаться, спину гордо выпрямиться, плечи расправиться, а подбородок приподняться. Каникулы закончились. Виконт вернулся в свои владения.

«Интересно, когда он настоящий?» – глядя на такое радикальное преображение, задала я себе вопрос. Мне стало чуточку жаль Гильома: какой бы титул ни носил, но он ещё ребёнок. Шалить в его возрасте нормально и даже нужно. А то держат себя в рамках, держат, а потом срываются с цепи обязанностей и обязательств, уплывая в светлую даль на корабле под белыми парусами. Бросив малолетних детей и престарелую мать.

«От такой матушки и я бы, наверное, сбежала» – подумала я, приседая в низком приветственном реверансе перед вдовствующей графиней. Спасибо памяти тела – не надо задумываться, куда руки деть и как ноги подогнуть.

Подумала, а потом одёрнула себя. Никуда бы я, всю жизнь тоскующая по маме с папой, не побежала.

Я совсем не помнила своих родителей. Бабушка расспросы и разговоры на эту тему не одобряла, заслонясь кратким:

– Погибли они.

После этих слов лицо её каменело. Не плакала, не билась в горе, но было видно, как велика её печаль по дочери и зятю.

Всего лишь раз она позволила себе заговорить, да и то… Этот рассказ был не для меня. Похоже, бабуле необходимо было выговориться. Её бедное сердце так долго и много страдало. Наверное, через слова надеялась выпустить скопившуюся боль…

– А чего это баронессу в гувернантки понесло, да ещё в такую даль? Что, в Ро́ссии женихи закончились или учить некого? Должно быть, такая слава, что только во Франкское королевство бежать осталось.

– Бабушка… – ахнул виконт от слов таких.

– Ты вообще молчи! Разговор с тобой позже будет, – графиня стукнула в пол богато изукрашенной тростью.

Голос старухи был под стать фигуре. Сухой, скрипучий. Конечно же, не было слышно скрипа при движениях графини, но мимика подтверждала, что нет больше проворства в теле и каждый жест, каждый поворот головы, каждый шаг даётся через боль. Подагра, что ли? Ну да… вон как суставы на пальцах изогнуло.

И не помогает ей ни тепло камина, возле которого восседает графиня в большом мягком кресле, ни пушистый ковёр в ногах, ни шаль, в которую кутает она измученное болезнью тело.

Но всё равно, не дело это делать больно другим, когда самой плохо.

– Ваша Сиятельство? – решилась заговорить я.

– Что тебе? – не дав себе труда быть вежливой, откликнулась бабушка виконта.

Я открыла было рот, но тут в комнату в сопровождении женщины в тёмном чепце и в таком же тёмном платье – монашка или вдова? – вошли две очаровательные девочки.

Золотые кудри как у брата, аристократичные черты лица, любопытные глазки. Держась за руки, виконтессы подошли к креслу бабушки, присели в книксене.

– Вот, баронесса, – старуха категорически не желала называть меня по имени, да и титул выговаривала с какими-то издевательскими нотками. – Познакомьтесь со своими воспитанницами: старшая – Инес, ей восемь лет, младшая –Авелин, три года. Надеюсь, вы сможете привить девочкам всё то, что сделает их в последующем достойными жёнами и матерями.