Фай не понимал, почему его спрашивают о таких вещах, какое те имеют отношение к делу, но заставил себя ответить:

— Я… не смотрел.

— Не смотрел на их обнаженные груди? На сокровенное между ног? — Глаза Колтура блестели все ярче. Его сосед слева, высокий эльф в белоснежной мантии, промокнул лоб платком.

— Нет. Мне было плохо. Меня… — он так и не смог выдавить из себя это слово — «насиловали». Произнести его было сложно даже мысленно, а уж вслух, при всех…

Хмыкнув, Колтур откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.

— Там были только женщины?

О, Светлоликая! За что? До этого вопроса Фаю казалось, что чаша его унижений переполнена, что падать ниже просто некуда. Он ошибся. Невольно эльф посмотрел в толпу, сидящую на деревянных скамьях, и отыскал взглядом отца своей предательницы-невесты. Меливинг брезгливо кривил губы. С таким лицом давят насекомых, вызывающих гадливость. На собственного отца Фай взглянуть не осмелился.

— Молодой воин, отвечай, когда к тебе обращаются старейшины.

Сгорбившись, Фай все-таки потянулся к стакану на столе, но сделал это слишком неуклюже, и вода выплеснулась на пол. По ушам ударил звон разбившегося стекла.

— Только женщины?

— Нет. — Фай смотрел на крупные осколки у своих ног, блестящие в луже воды. Ропот, пронесшийся по залу, заставил его сильнее вжать голову в плечи. Даже под угрозой смерти Фай не поднял бы сейчас лицо, скрытое спасительной ширмой длинных волос.

Теперь все знают, что с ним творили в лагере врага. Эллианна, Меливинг, его родители. Завтра тошнотворные подробности его плена облетят весь «Воль’а’мир», а через неделю в королевстве не останется ни одного эльфа, незнакомого с этой историей. На Фая станут показывать пальцами. Женщины при виде него будут торопливо переходить на другую сторону улицы.

Изгой. Теперь он изгой. Хуже грязи под ногами.

Возвращая его из мыслей в реальность, Колтур кашлянул в кулак. Свидетели галдели, переговариваясь, и ради собственного спокойствия Фай старался не прислушиваться. Слезы собирались каплями на подбородке и падали на тыльную сторону ладоней. Пальцы судорожно сминали на коленях ткань штанов.

Умереть. Отчаянно, остро захотелось умереть. Прямо здесь, на месте. Чтобы его, сидящего на этом стуле, поразило молнией.

— О, Светлоликая! — Гул голосов неожиданно перекрыл рев Меливинга. — И ты, падаль недостойная, после всего посмел явиться в мой дом и сделать предложение Эллианне! Моей дочери! Чистой, целомудренной деве!

Фай почувствовал, как вверх по пищеводу поднимается едкая желчь, и крепко стиснул зубы, чтобы не опозорить себя еще больше. Куда уж больше!

— Фай, — тон судьи вдруг стал подозрительно мягким, даже ласковым. — Почему ты не сопротивлялся? Почему позволил им творить с тобой такие ужасные вещи?

— Они держали нож у моего горла, — простонал Фай, не в силах остановить начинающуюся истерику.

— Значит, у тебя была возможность все это прекратить. — В голосе Колтура снова прорезались стальные нотки. — У тебя была возможность остановить свои мучения. Одно резкое движение вперед — и ты был бы избавлен от позора, но предпочел развлекать врагов своим телом.

— Фай, — позвал его Колтур. — У тебя еще есть шанс все исправить, смыть позор, очистить славное имя твоей семьи от всей этой грязи. Проклятая эйхарри не понимает всей важности наших традиций. Из-за ее возмутительных законов Совет больше не может подтолкнуть тебя в правильном направлении, но ты и сам прекрасно знаешь, что надо делать, верно? Ступай, заблудшее дитя, исполни свой долг.

* * *