Предали. Его доверие предали. Кто выдал его тайну? Эллианна? Огласт?

Пошатнувшись, Фай тяжело оперся о стену и с болью посмотрел на бывшего боевого товарища. Встретив его взгляд, Огласт покраснел и едва заметно мотнул головой. Его губы разомкнулись, беззвучно выдохнув: «Это не я».

Значит, Эллианна, его невеста. Девушка, которую он любил, перед которой обнажил душу. Он стоял перед ней на лесной поляне и со слезами на глазах рассказывал историю своих страданий. Эллианна видела его мокрые щеки, видела, как он дрожит, как тяжело ему дается каждое слово, слушала, а дослушав, побежала выбалтывать его тайны всем подряд.

Больно. Как же больно! Словно ножом ударили в сердце, да не один раз, а несколько.

Что теперь с ним будет? Какой позор!

— Нарушение общественной морали? — прогремел за спиной отец.

Повернуться к родителям, посмотреть им в глаза не было сил — слишком страшно, слишком стыдно. А вдруг там осуждение, отвращение, укор?

— Что все это значит? — Нетерпеливым жестом Леол отодвинул Фая в сторону и встал напротив незнакомцев в серых мантиях. — Какое такое нарушение? Что сделал мой сын?

«Не говорите, не говорите, не говорите…»

— Мы не имеем права разглашать информацию до суда.

— Суда? — А это очнулась от оцепенения его мать. Слушая ее голос, Фай крепко-крепко зажмурился.

— Но ведь… вы ведь не говорите о… об этом? — она перешла на шепот. — Кипящие болота запрещены. Вы ведь не собираетесь… —Ро́нафэль подбежала к сыну и вцепилась в его локоть. — Новый закон. Чудовище из Сумрака…

— Наш враг, — отрезал эльф в мантии. — Ее законы идут вразрез с нашей культурой.

— Но я уверена, что Фай ни в чем не виноват. Это ошибка. Правда ведь, милый? Почему ты молчишь?

Фай почувствовал прикосновение холодных пальцев к щеке. Ронафэль дотронулась до его лица и заставила сына повернуть к ней голову. Пришлось открыть глаза и посмотреть на мать.

— Я ни в чем не виноват, — твердо сказал он, но его слова для эльфов в сером ничего не значили. Считал Фай себя виноватым или не считал — обществу, в котором он жил, было плевать.

«Тот, кто упал, никогда не поднимется. Порок — болезнь, и эта зараза будет распространяться, как чума, если ее вовремя не искоренять. Однажды запятнавший свою честь навсегда встанет на путь разврата. Поранил палец — руби руку по локоть», — так им завещала богиня, такое мнение разделяло большинство. На снисхождение можно было не надеяться.

Но болота… Нет, нет, он не верил, что Владыка и Совет рискнут нарушить волю эйхарри. Она ведь отправила сюда наблюдательниц.

Стараясь не смотреть на отца, Фай позволил стражникам вывести себя из дома. Он шел под дождем, зажатый между двумя надзирателями, яро следящими за тем, чтобы обвиняемый не сбежал. Пошатываясь, шагал по узкой тропинке из гравия, и мелкие камешки тревожно хрустели под его ногами. А соседи высовывались из окон своих домов, глазели, шептались.

— Куда вы меня ведете? — спросил Фай, после того как дважды прочистил пересохшее горло. Ему не ответили, только крепче взяли под руки.

— Если Кипящие болота под запретом, то каким будет наказание за потерю чести?

Стражники промолчали, и Фай окончательно убедился, что задавать вопросы бесполезно.

8. Глава 8

Дом, куда притащили Фая, располагался на отшибе — ничем не примечательное здание, надежно спрятанное от посторонних глаз деревьями. На краю сознания, охваченного паникой, мелькнула мысль: похоже, суд над ним будет тайным, оттого и место выбрано соответствующее — уединенное, в чаще леса. Неужели Совет все-таки нарушит волю королевы Сумеречных земель — тайно его осудит и тайно приведет приговор в исполнение?