Перевожу взгляд на Ларионова.

— Чего орёшь?

— А что мне остаётся делать, если ты меня не слышишь?

Есть такое. Я немного выпал из реальности. Вышел на работу, а сосредоточиться толком не получается.

— Чего хотел?

Стас, оттолкнувшись резким движением, откатывается на стуле, встаёт и подходит к моему столу, устраивается на нём с самого краю, грубо сдвинув папки своим задом.

— Я ничего не хотел. А вот ты меня беспокоишь. Рассказывай.

— Что именно?

— Всё!

— Инженер-конструктор подрабатывает психотерапевтом на полставки? Или ты духовный сан принял, чтобы чужие грехи отпускать?

Интересно, а мысленное убийство считается за грех?

— Это как тебе нравится. Слушаю тебя, сын мой, — басит Ларионов, изображая из себя священника на исповеди, важно складывает руки на своей груди, при этом едва удерживает равновесие, едва не свалившись.

Священнослужитель доморощенный!

— Мне никак не нравится. Давай работать.

— Я видел, как ты сейчас работал. В стене дыру сверлил своим взглядом. Что случилось? Лера заболела?

— Нет. С чего ты взял?

— Ни с чего. Предположил. Опеку ты оформил, жена вернулась. Всё должно устаканиться, а ты выглядишь хреновее, чем в самом начале.

В самом начале – это после похорон Светы. Тогда были только проблемы, которые я решал по мере возможности. Причём спокойно решал, потому что мне никто не выедал мозг чайной ложкой.

— Или тебе жена не даёт? — хрюкает от смеха.

Вот кого хлебом не корми, — дай поржать.

— Всё нормально. — Ухожу от прямого ответа и загружаю рабочую программу.

Обсуждать свою личную жизнь я ни с кем не намерен. Однако Стас прав: всё должно было наладиться, но с возвращением Оксаны стало только хуже. Всё-таки, пока мы выживали с племяшкой вдвоём, нам было намного легче. Как бы странно это ни звучало.

***

Валерию мне пришлось оформить в частный детский сад. Цены там, конечно, космические, но пока подойдёт очередь на обычный, Лера уже будет ходить в школу.

Отвозить и забирать девочку, естественно, приходится мне. Оксану я даже не стал просить.

— Анд'лей, мы сегодня новый танец учили. И 'ЗаПална сказала, что я очень хо'лошо танцую.

ЗаПалной Лера называет свою новую воспитательницу Жанну Павловну.

— А почему мы не ходим больше на танцы?

Вот что мне ответить? Извечную отговорку всех родителей, что я работаю, и поэтому не могу водить её по кружкам?

— Лер, мы обязательно, что-нибудь придумаем.

Знать бы ещё, что.

— Хо'лошо! — Мурлыкая какую-то песенку, шагает вприпрыжку, пока мы идём до автобусной остановки. Страх ездить в машине у Леры до сих пор не прошёл.

— А ещё мы сегодня 'лисовали. Но 'лисовать у меня не получается.

— Научишься. Я вообще не умел рисовать, — признаюсь.

— П'лавда?

— Да. Когда учился в школе, за меня всегда рисовала Света.

— Моя мамочка? — Лера поднимает на меня свой чистый взор, в котором на секунду мне мерещится взгляд Светланы. Словно сестра смотрит на меня глазами своей приёмной дочери.

— Да.

Уже жалею, что невольно снова напомнил ей о той, кого она считала своей мамой.

— Мамочка очень любила 'лисовать, — произносит Лера с грустным вздохом. — Я по ней очень-очень скучаю. 'Заль, что она больше не п'лоснётся. Оксана сказала, что мамочка уме'лла, и что она больше никогда-никогда ко мне не п'лидёт…

***

— Зачем ты сказала Валерии, что Светлана умерла? — спрашиваю у Оксаны.

Жена включает блендер, и только после того, как взбивает себе свой коктейль, удосуживает меня ответом.

— Потому что это правда. Что, по-твоему, я должна была ей ответить? Наврать? — отвечает, продолжая стоять спиной.

— Можно было совсем не касаться этой темы.