Элоиза скривила губы и тут же вздохнула.

— Я согласилась беседовать с вами без приживалки потому, что хочу сказать правду, которая не выйдет за пределы этих стен. Я не любила покойную, а она меня ненавидела. Я знаю, чувствовала. Это ведь грех, каноник? Я не исповедовалась в нём духовнику, не могу говорить об этом, впадаю в ещё более тяжкий грех. В радость от чужой смерти.

Подняла глаза и посмотрела прямо на меня, вероятно, ожидая, что я начну уверять в обратном. Я молчал и думал о том, что если бы Гестия была здесь, допрос окончился бы с куда лучшим результатом. Женщина чует фальшь в другой женщине. Ведьма видит ещё и то, что недоступно мирянке: след от использования запрещённой магии. Наверное.

— Я не отпускаю грехи, госпожа Феррмар, я за них наказываю. Но ваш понятен и оттого по-человечески простителен.

— Странно слышать такое от инквизитора, — её губы тронула лёгкая улыбка, в поисках поддержки она перевела взгляд на старшего следователя. — Вы думаете, что я желала ей смерти. Это не так, господа!

Мэдиссон принялся уверять девушку, что мы ничего такого и не думали, а допросить пришли по долгу службы, для отчёта. Госпожа Элоиза нервно улыбалась и почти не смотрела в мою сторону, но я видел, что она меня боится, сидит, как кол проглотила, пытается казаться искренней, возможно, даже говорит неопасную полуправду.

Я подслушивал, подсматривался и принюхивался. Вот эта гостиная вполне в духе южного дома империи, где любят просторные комнаты, высокие потолки и арки вместо дверей. Там не принято таить камень за пазухой и строить коварные планы, прикрываясь лицемерной улыбкой.

— Какой у вас необычный дом, госпожа. Чувствуется этнический дух южных озёр, кажется, что стоит выйти на крыльцо и повеет болотной тиной.

Я действовал наугад, но аметист в кармане разгорелся, будто в огонь его кинули. Если сейчас она скажет, что дом купил опекун, то допрос можно прекращать.

— Мама, до того как умерла от болотной лихорадки, мечтала о таком доме. Первое, что я сделала, когда её похоронили, попросила господина Лонгрен построить мне такой же. На это ушло не менее года, но сейчас именно здесь я чувствую себя дома.

Наконец, она перестала улыбаться. Теперь госпожа Элоиза напряжённо всматривалась в меня почти со страхом, голос её срывался, словно подступившие слёзы мешали говорить. И тем не менее со смерти её родителей прошло года два.

— Почему вы не остались на родине?

Повела плечами и посмотрела на сложенные на коленях руки с тонкими музыкальными пальцами. Скромное колечко на безымянном пальце правой руки, тонкий золотой ободок безо всяких украшений, в южных краях такое женихи дарили невестам. И парни девушкам, когда последние обещали себя им.

И когда обручение необходимо было сохранить в тайне.

— Потому что это не моя родина, каноник. Я никогда не бывала в южных краях.

Верно, так и написано в её досье. Биография особы императорской крови не может позволить себе белые пятна.

— Мама рассказывала о юге. Когда-нибудь я поеду туда и попью фруктовый чай на беседке, увитой виноградным плющом.

Идеальные черты лица подёрнулись пеленой, и на меня посмотрела маска: девушка исхудала, потеряла волосы, а кожу испещрили морщины. Так бывает, когда лихорадка высасывает жизнь. Несчастная много страдала, она ждала смерть, но та равнодушно отворачивалась от неё. Недостойна.

Миг, и видение исчезло. Медный перстень на руке отяжелел, аквамарин, вставленный в оправу, готов был выпрыгнуть и укатиться, спрятавшись под белоснежной ножкой пузатого столика, не вписывающегося в интерьер этого дома. Камень усиливает мою природную магию, но здесь её неоправданно много. И ни хозяйка, ни мой спутник не имеют к этому отношения.