— Сегодня первый день осени, каноник. Не следите за календарём? В Следствии завтра будет раздача жалования, поэтому мы так любим начало месяца.

— Зачем вы мне это говорите?

— Слышал, что инквизиторы чужды всего этого материального, вот и решил проверить. Деньги вас совсем не интересуют?

— Я получаю достаточно, чтобы покрыть нужды, — ответил я уклончиво. Пусть старший следователь не обольщается: его навязали мне в напарники лишь потому, что жену казначея удавили, я обещал оказать ему протекцию по окончании следствия, но и только. Мы не станем приятелями.

— Тогда вы жаждете власти?

— Тот, кто не принял целибат, не сможет достичь высот в Святом ордене.

— Не принимайте! — в глазах собеседника заплясали искорки, я даже подумал, что он хлебнул лишку, но запахом спиртного от Мэдиссона не несло, я бы учуял. — Ради прекрасных чёрных очей молодой ведьмы можно поступиться властью.

— Это из личного опыта?

— Поймали, — следователь полез за пазуху и достал продолговатый чехол. Внутри оказалась лупа на бархатной подложке. — Ведьмы любить умеют, но они ветрены и непостоянны. Как деньги в кармане, всегда уходят к другому.

Мягкой салфеткой Мэдиссон принялся полировать лупу, держа её так близко к лицу, будто мечтал рассмотреть мельчайшие сколы или царапины.

Я не спешил поддерживать беседу, пусть болтает. Разгадать замысел следователя несложно: старается разговорить меня, усыпить бдительность, чтобы вытянуть побольше сведений о Гестии. Природное чутьё внутри меня подняло уши и зарычало, как сторожевая собака.

— Я не собираюсь доносить, каноник, в жизни не лез без спросу под чужую юбку, но стоит ли она того, ваша ведьма? Вы мне обещали рекомендацию, вот я и беспокоюсь, а то вас вышлют, мне до пансиона гнить за узким столом с десятком других бедолаг.

— Вы же старший!

Мэдиссон вздохнул и убрал лупу в чехол.

— Одно название, а по факту мотаюсь по убийствам шалашовок и кражам местных питейных. Такой шанс, как нынче, дважды не выпадает, каноник. Не мне. Я не отступлюсь, поэтому хочу знать всё. Не беру я на себя многого, не изволите беспокоиться, место своё знаю, но пригодиться смогу. Преступники, она завсегда нечистые, ведут себя одинаково. Я хотел сказать, каноник, что если госпожа Элоиза причастна как-то, замечу и дам знак.

— Какой?

— Вы поймёте. Как говорят у нас, купец купца не только узнает в толпе, но и поймёт с полуслова. А ведьму я могу пока и не допрашивать, магией ваше ведомство занимается. Подожду, сколько скажете.

Отлично, мне делают поклон и ждут ответного шага.

— А зачем вы хотели её допросить? Без шуток и расшаркиваний.

— Спросить хотел, не было ли в ту пору, как случилось несчастье с госпожой Лонгрен, чего необычного в её доме или около? Убийцы всегда готовятся, продумывают варианты, это я, разумеется, не про бандитов из подворотни, жену казначея убить можно лишь раз. Надо быть уверенным, что она сначала к ведьме сходит, не передумает, потом что одна вечером останется, что не уедет в гости, что откроет дверь спальни, когда мужа не будет дома. О многом следует подумать, такое не готовят накануне.

— Полагаете, за ней следили?

— А как без этого?

Мэдиссон развёл руками. Он всё больше начинал мне импонировать.

— Ведьмы к такому чувствительны. Человека с магией заметили бы у своего дома. И намерения почувствовали, тоску там, тревогу неясную. Спросите её, не бывало ли такого в ту пору?

— Спрошу. Но я не чувствовал ничего подобного, когда на следующий день пришёл к ней в дом. Я сентиниал.

— Ну, сразу бы сказали, а уж я чего не передумал! Например, что подослать могли и мирянина. Такого, как я, кто и примечать умеет и не выдаст себя. Или сразу нескольких.