— Значит, проверяли, исправно ли работает.

— Исправно, — хмыкнул старший следователь. — В мумию, конечно, не превратили, но лет десять своровали.

— Выжила?

— Куда там!

Я снова отошёл к распростёртой на полу, Мэдиссон следовал за мной по пятам.

— На лице нет удивления. Она впустила не убийцу, а знакомого. Вы тоже допрашивали эту госпожу, когда она была жива? — спросил он.

— Верно.

Я обошёл тело и приподнял простыню с ножного конца. Аккуратно снял изящные туфельки ярко-красного цвета и посмотрел на ноги убитой. Всё те же узловатые и распухшие суставы старухи. И всё же при жизни, несмотря на пышное тело, госпожа Пармис порхала как молодая.

— Ничего необычного она мне не рассказала, — ответил я, принявшись рассматривать кабинет, более подобающий служить молельным залом. — Слухи и сплетни про Гестию Виндикту. Ведьмы не любят друг друга, а госпоже Виндикте ещё и завидовали.

Чётки, вложенные в гипсовые руки Матери Марии в полный рост, три знака Бога, изображённые на стене позади крепкого стола, в восточном стиле украшенного красными вензелями, и шкаф с глухими створками, в котором аккуратными стопками были сложены подписанные журналы.

Несомненно, Следствие мирских дел всё извлечёт, изучит и запротоколирует. И всё будет напрасно: тот, кто владеет столь редким артефактом, не станет воровать ни документы, ни что-либо ещё. Уверен, он ни к чему здесь не притрагивался. Букетов госпоже Пармис тоже никто не присылал.

Незачем, потому как она бы открыла дверь и так. Не посмела бы не открыть.

— Здесь применён артефакт «Печать Марии». Редкий, дорогой, считался утерянным. Каноничный притом, поэтому приобрести на чёрном рынке незнатному человеку не получится. Вы понимаете, Мэддиссон, о чём я говорю?

Я снял перчатки: природной магии слишком много, чтобы уловить следы.

— Вполне, каноник. Тамия Пармис упомянула о высоких покровителях так и не объявившейся ведьмы.

Натаниель Мэдиссон снова вцепился в Гестию, как в единственного понятного всем подозреваемого.

— Я уже сказал, как только инквизиция с нею закончит, вы сможете её допросить. Госпоже Виндикте убивать главу своей гильдии резона нет.

— Возможно, она заметала следы, — Мэдиссон вдруг сник. Ссутулился, вложил руки в карманы плаща, который не снимал даже в помещении, и принялся медленно ходить по комнате.

— Без покровителей ведьме достать каноничный артефакт не по силе. А использовать и подавно, — продолжил я.

Гестия потонет, и я вместе с ней. Поручился перед Архиепископом Илирием, скрывал беглянку и продолжаю это делать под обещание принести Святому ордену богатую жертву в виде виновного голубых кровей.

Кто бы ни использовал артефакт, за ним стоит власть предержащий. И Гестия идеально подходит на роль исполнителя. Слишком идеальным, чтобы оказаться той, кем кажется.

— Но если окажется так, что ведьма виновна, я сам принесу вам её голову на блюде.

То есть сожгу, конечно. Я не любил ведьм, но ещё больше не любил, когда мне подсовывали под нос дурно пахнущее блюдо. И почему именно мне?

— Ей запрещено покидать то место, где она содержится. Я отслежу, если запрет будет нарушен.

И руку с мясом выдерну, пусть не оправдывается.

Виски заломило от боли.

— Я слышал, каноник, что вы не отступаете от истины, мне это заочно импонирует, — Мэдиссон остановился напротив меня и достал трубку, вытряхнув на ковёр её содержимое. В этой комнате улик больше нет — в этом мы были солидарны. — Скажите, вы верите, что исполнителем может оказаться кто-то другой, кроме этой ведьмы?

— Это не вопрос веры, старший следователь. Она достаточно умна, чтобы понимать, что является главной подозреваемой. До сегодняшнего дня я ещё сомневался, но теперь уверен, что Гестия Виндикта невиновна. Всё против неё, с убийством Тамии Пармис они переборщили.