— У неё нет тени, у вас нет, и на камень ваш она сразу откликнулась, мне и делать многого не пришлось. Я уж и не чаял, что так легко всё будет. И глаза у неё, господин, дьявольские. И у вас не кроткие. Одного поля вы с нею ягоды, а это значит...

— Ну-ну, разговорился! — заворчал я, чувствуя, что хочу наговорить Силенику гадости. Например, что он сам не совсем чист перед Святым орденом, что в полнолуние взгляд становится, как у зверя, и жажда преследования просыпается.

Гон волчий. Зверь внутри спит и видит лунные сны.

— Ужинать будете? Исхудаете опять, и порха прицепится.

— Нет аппетита. Расстели лучше постель, мне надо поспать.

— Как прикажете, — Силеник ухнул как филин и кинулся исправлять оплошность, радуясь в душе, что я больше не сержусь. Не упрекаю.

Разговаривать не хотелось, мне бы заснуть без сновидений. И завтра с утра я всё решу. А ведьма никуда не денется, завтра же верну беглянку.

Утро наступило неожиданно скоро.

— Я в Следствие мирских дел загляну, в центральный округ. Пешком пройдусь, здесь не так далеко.

— Квартала четыре-пять, — Силеник приготовил нехитрый завтрак из четырёх яиц, приправленных травкой из тех мест, откуда мы оба родом.

Сил придаёт, бодрости, а магии в ней совсем с каплю. Тем, у кого природная Сила в крови, не избавиться от дурных привычек.

Я поел наскоро и уже через час стоял в приёмной Главного комиссария, отделённой от общей рабочей комнаты тонкой ширмой.

— Главный департамент Святого ордена — место священное, вот у вас и полы мраморные, и перила добротные, да и кабинеты у каждого, а мы с людьми обычными дело имеем, слава Богу. Ни одного злокозненного заклинания они не знают, заточка на всё верный ответ. Но владеют ей мастерски, — комиссарий был словоохотлив, любезен до притворства. Всё норовил увести меня к себе в кабинет, показать книжный шкаф, где Святое писание стоит на самом видном месте, а рядом ещё несколько экземпляров в кожаном переплёте, украшенных золоченными буквами. Перевод для мирян, чтобы лучше понимали Слово Божье.

— У меня мало времени, комиссарий.

— Конечно, каноник, я и говорю: пойдёмте ко мне, в тишине всё спокойно обсудим.

Вертлявый тип этот главный комиссарий. Так любезностями сыпет, что лысина аж от пота блестит, пальцами холёными перебирает, играет на невидимом инструменте, а говорят, сам слышал, что своё место занимает не зря. Нюх, как у голодной собаки.

— Я хотел бы видеть господина Мэддисона, мне сообщили, что у него есть информация по домочадцам убитой.

— Ох, какое несчастье и в такой приличной семье! Кто бы мог подумать! Мы больше по слугам, каноник, их убивают, это случается, а тут жена казначея. Добро бы ещё только силами Зла, но здесь такая странность, вам не кажется?

Пытается вытянуть информацию. Я посмотрел на его помощника, такого худого и мрачного, бледного и с глазами змеи, он сидел за пишущей машинкой и нажимал, похоже, одни и те же клавиши.

Слушал, как незримый свидетель, и всё запоминал. Силой от него не веяло, значит, не маг-аудиал, его показания веса иметь не будут.

И всё же свидетели мне ни к чему, в любом деле, чем меньше осведомлённых, тем лучше.

— Давайте так, комиссарий: я иду в ваш кабинет, вы немедленно вызываете туда своего старшего следователя, и позволяете мне надеть перчатки. Я должен переговорить с вашим человеком, уверен, нам есть, чем поделиться друг с другом.

— Это безопасно для немагов? — скосил на них глаза комиссарий и посерьёзнел. На его худощавом энергичном лице проступила морда ищейки: взгляд сделался острым, нос задвигался, а рот оскалился.