Я горько улыбнулась. Попыталась улыбнуться. Губы тоже болели, будто мне по лицу били и били. Значит, не согласился тратиться? Уже на стадии подготовки своего мерзкого дела ты знал, что все испортишь? Что воспользуешься мной, доверчивой дурой? И потому пожалел денег, зная, что дело все равно провалится?..

…Какой же ты говнюк!..

Обещаю себе: если выживу… если выберусь из этого всего, никогда не буду такой смешной и наивной. Мое отрезвление далось мне слишком дорого. Но надолго ли? Или я вот-вот встречу свой смертный час?!

Существо на груди моей снова завозилось, заскулило, и негодяи замерли, со страхом прислушиваясь к его жалкому хныканью.

— Отчего оно не издохло?! — со страхом в голосе произнес Кри. — Почему оно живо?

— Возьми и убей его! — огрызнулся меченный.

— И не подумаю к нему прикасаться! — взвизгнул Кри.

Трусы!

Даже младенца боятся!

Моего младенца…

Существо хныкало и тыкалось мокрой мордочкой? Лицом?

Оно просило у меня защиты, тепла, пищи. А я лежала, разбитая, наполненная болью, не в силах пошевелить даже рукой, чтоб защитить это крохотное дитя…

— Затих как будто, — прислушавшись, произнес меченый. — Давай поскорее избавимся от них, пока он снова не начал скулить. Не то ни один могильщик не возьмется это закопать.

— Да брось! — гнусно хихикнул Кри. — За все заплачено! Этот забулдыга закопает и собственную бабушку живьем, если ему хорошенько заплатить.

Это. Он назвал меня «это». Как какую-то падаль. Как мусор. Как что-то грязное, гнилое, отработанное. От злости я даже на миг позабыла о боли. Я вам сейчас покажу «это»!..

Но вот сюрприз: магия моя была мертва. Не отзывалась, как рука, которую отсекли.

— Искалечили, — выдохнула я в ужасе, обеими руками прижимая к себе. — Даже это отняли! Но не бойся, малыш. Не бойся. Я с тобой. Или погибнем вместе, или спасемся. Я не оставлю тебя. Я спасу тебя!

Говорю, а голоса своего не слышу.

Его просто нет. На слова нет сил. Так как же я собираюсь спасаться?

Надо собраться! Надо!

— Тише, малыш, — беззвучно шепчу я. — Не привлекай их внимания! Дай мне отдохнуть, дай собраться с силами… И я все сделаю, чтобы тебя защитить!

Как ни странно, но это дитя меня услышало и поняло и затихло, издав слабый вздох.

— Как будто б точно издох, — радостно отметил Кри. Мерзкий, гадкий, скользкий…

— Живее давай! — злится меченый.

На улице еще холоднее, ветер задувает в щели.

Малыш на моей груди дрожит, и я нахожу в себе каплю, последнюю уцелевшую каплю магии и направляю ее на то, чтоб согреть его.

Он раскаляется, становится похож на горячий шар под моими ладонями. Стянутое судорогой тельце стало мягким, расслабленным, и я почувствовала, что и дар мой будто б возвращается ко мне.

Сама я одеревенела от холода, но изо всех сил старалась молчать.

Слышала, как они грузят гроб в скрипучую повозку. Слышала, как договариваются с могильщиком. Слышала, как тот понукает лошадь, и как повозка скрипит и стонет, унося меня в мой последний путь…

Слышала — и упрямо молчала.

Магии прибыло еще.

Совсем немного, но этого хватило, чтоб еще подогреть странного малыша. Он теперь лежал на мне, вытянувшись, прижавшись, и согревая собой меня. Спасая меня.

И я понимаю, что это единственная возможность спастись. И снова бросаю все свои утекающие силы на то, чтоб защитить младенца, успокоить и согреть его.

Хотя разум кипит от страха и велит спасаться самой.

Греть себя.

Разорвать вдребезги гроб и повозку последним усилием.

Но я продолжаю поддерживать жизнь в крохотном тельце.

И оно помогает набраться сил мне.

Скоро я чувствую, что смогу встать. Смогу, наверное, и пройти несколько шагов. Совсем немного, но этого хватит, чтоб скрыться, убежать подальше от повозки. Малыш на груди кажется мне тяжелым, как камень, но у меня и мысли не рождается, что его, доверчиво прижавшегося ко мне, можно бросить.