В гробу.

В дешевом, как моя жизнь, гробу, наспех сколоченном из грубо отесанных досок. Они все еще пахнут сосной.

Сколько же времени прошло с той ночи, когда Кристобаль вывез меня из дома?! Я успела выносить и родить малыша?! И за это Кри меня заколотил в гроб?!

Я лежу на жестких досках, еле укрытых какой-то тонкой, грубой тканью. И это крохотное существо, пригревшееся и успокоившееся на моей груди, лежит тут вместе со мной.

Нас что, собираются зарыть живьем?!

— Кончено, — дрожащим голосом произносят над гробом. — Издохли оба.

В щелях между досок я вижу свет. И голос узнаю. Это Кристобаль.

Он шмыгает носом, словно у него идет кровь, постанывает, будто ему больно.

Кри-кри! Издевательски, мелко мстя ему, обзываю его этой куцей, нелепой кличкой. Что случилось, пальчик занозил?!

— Какого черта, — ругается второй, меченый.

Он хрипит, как паровоз. Словно ему так же трудно, как и мне, дышать. — Как это могло произойти?!

— Да мне откуда знать, — огрызается Кри.

Никогда больше не стану называть его Кристобалем.

Вспоминаю его властный взгляд, его магию, подавляющую мою волю, и называю его Кри подряд несколько раз. Только стыдная кличка. Никаких человеческих имен ты не заслуживаешь.

— Но ведь она была невинна? — подозрительно произнес меченый, и я слышу, как Кри застывает в страхе. Мне кажется, обостренным слухом я слышу даже, как мурашки бегут по его коже, и снова мысленно смеюсь, хохочу, хотя все мое тело ломает боль. Грудь словно пробита кинжалом насквозь, я даже чувствую липкую горячую кровь, но все равно продолжаю смеяться над незадачливым похитителем.

Ай, да Кри!

Вот почему он распинался напоследок!

Ему ни в коем случае нельзя было меня трогать!

И он не пытался защитить мою честь — он прятал следы своего преступления. Он боялся, что меченый ему оторвет все, что только можно, когда узнает, что Кри не устоял и взял меня.

Он меченого боялся. Вот что.

Интересно, почему он не устоял?..

Я не верила в то, что он влюбился.

Ни секунды не верила.

Особенно лежа в гробу.

Что это было, болезненное желание потешить свое самолюбие? Овладеть мной, чтоб всю жизнь помнить, какая птичка попала в его сети.

«Я тоже на всю жизнь запомню, что ты стала моей. Что ты случилась в моей жизни. Что ты моя. И не принадлежала никому, кроме меня. И уж принадлежать не будешь».

Так он сказал.

Он уже знал, что сделает со мной.

Гроб уже наверняка был припрятан, например, под кроватью в этом же странном дешевом номере третьесортной гостиницы. Он знал, что в моей жизни больше не будет никого и ничего, потому что и самой-то жизни тоже не будет. И он взял меня, чтобы всю свою жизнь греть свою душу тщеславными воспоминаниями.

О том, что та, которая могла взять весь мир, досталась только ему.

— Ты у меня спрашиваешь о ее невинности?! — возмущается Кри, и его слова звучат очень естественно. Не будь я объектом их спора, я б ему поверила. Актеришка… — Ты ведь сам все проверял!

— Да, — нехотя соглашается меченый, хрипя. — Никаких ухажеров, никаких женихов, кажется, у нее не было. Черт! Откуда ж тогда она взялась на нашу голову, порченная?! Как же это ее семейка проглядела?!

«Об этом тебе лучше спросить у своего дружка! — мысленно хихикаю я. — Он провернул это прямо под твоим носом, пока ты крутил руль!»

— Может, это оттого, что она стала сопротивляться? — осторожно предположил Кри. Точнее, сделал вид, что предположил. Он-то точно знает, почему у них не вышло то, что они задумали.

— А я говорил, — желчно отозвался меченый, — что надо было не жмотиться! Не нужно было вызывать у нее подозрений! Такая жирная, такая сильная жертва! Чуток раскошелиться нам бы не помешало! Красивый отель, красивое платье! И девчонка ни о чем не заподозрила бы до самого конца! И все прошло бы как по маслу! Это ты сказал, что обаяешь ее и с тремя грошами в кармане! Самоуверенный жадный говнюк… Что, обаял?