Через пару минут я успокаиваюсь в крепких объятиях. Мы продолжаем лежать в обнимку, ожидая, когда меня окончательно отпустит.

– Почему, Оля? Если не из-за Грохова, то почему? – вопрос звучит мягко, но я знаю, что Арс далек от спокойствия и едва ли способен сейчас его сохранять.

– Я не хочу говорить об этом, – шепчу хрипло.

– Я хочу! – уже настойчиво.

Он приподнимается и окончательно отбрасывает влажное полотенце, на что я предсказуемо реагирую, желая прикрыться от его взгляда.

Только парня вовсе не моё тело интересует. Он снова смотрит на шрамы. Смотрит и хмурится, чтобы через несколько мгновений, когда я начинаю подниматься, укрываясь одеялом, толкнуть меня в плечо и нависнуть сверху.

– Значит, ты строила из себя тупую шлюху, зацикленную на деньгах, а сама мой зад прикрывала, Ворона? – в голосе и капли нежности не было, что резонировало с логикой поставленного вопроса.

Молчу, глядя в его темные от бешенства глаза и понимаю, что как бы ни хотела, а этого разговора избежать не могу. А я не хочу обосновывать ему свои действия.

– Славин, слезь с меня, – требую я. Голос ещё сиплый, но нотки жесткости все же прорезаются. – Тогда я была дурой. И сейчас тебе это не дает никакого права вытаскивать из меня информацию о моих мыслях и чувствах на тот момент.

Монстр щурится, чуть приподнимается и оттягивает пальцами ворот белоснежной рубашки, из-под которой на меня уставились пустые глазницы черепа. Он сел сбоку от меня и пресёк попытку подняться, удержав ладонью за плечо.

– О чувствах твоих я уже догадался, Воронова, – Арс принимается стаскивать пиджак и закатывать рукава на белоснежной рубашке. – Влюбленная малолетняя дура явно сама себе на уме, да? Мне причины поступка нужны, милая.

Я только фыркаю и снова предпринимаю попытку подняться, но на этот раз уже настойчиво. Монстр долго со мной не церемонится, он просто опрокидывает меня на кровать, переворачивает на живот и стягивает одеяло, оголяя зад.

– Что ты делаешь?! – рявкаю я. – Арс, прекрати немедленно. Мы опоздаем.

Звякнула пряжка ремня и я непроизвольно сглотнула, когда за этим звуком последовало и шарканье, будто он рывками вытаскивал его из шлевок брюк.

– Мы уже никуда не торопимся, Оля. Пока я не выясню, что произошло в тот день, ты из этой постели не выберешься.

В его голосе я слышала улыбку. Злую улыбку, которая мне точно не мерещилась.

– Славин, не делай того, о чем сам потом пожалеешь! – я произношу это самым строгим тоном, который только есть в моем арсенале, но парню, кажется, совершенно плевать.

– Я в своей жизни сделал много вещей, о которых жалею, Ворона, – он хватает мои запястья и стягивает их ремнем, пока я потрясенно хватаю ртом воздух. Мои вялые трепыхания ему нисколько не мешают. – И поверь, данная ситуация в этот список не войдет.

Я дергаюсь, но затихаю, понимая, что бороться с ним не смогу.

Славин поднимается с кровати, скользит по мне взглядом и тут же натягивает на меня покрывало. Он делает несколько шагов, и я слышу щелчок зажигалки, а после и то, как открывается створка окна.

– Давай сначала, Ворона. С самого начала. С того дня, когда идиот Сомов узнал, что мы встречаемся.

– Мы не встречались, – хрипло выдаю я, чувствуя, как старый жгучий ком снова перекрывает мне горло.

– Да? – спрашивает с ухмылкой. – Помнится, кто-то девственности лишился на парковке. Если это не встречались, Оля, я боюсь спросить, что для тебя значит вступить в отношения.

– Козел, – выдаю я и жмурюсь, запихивая подальше воспоминания о тех днях. – Ты же просто трахнул меня, урод.