Брат к счастью, а может и к сожалению, не умер. По новостям сообщалось о перестрелке и ранении сына местного депутата в ногу. А также о возбуждении уголовного дела. Причем, новость эту я увидела за ужином, когда Арс, как обычно включил телевизор, пока ждал окончания моей трапезы.

Я не задавала никаких вопросов, хоть и понимала, что стрелявший с такого расстояния просто не мог промахнуться, а значит намеренно ранил. То есть спровоцировал серьезный конфликт для Славина. Я не знаю зачем. Понимаю только, что это очень… очень большие проблемы.

Когда в комнату проникают лучи закатного солнца, на мой мобильник поступает сообщение от Жанны. Зайцеву не устраивали мои короткие и малоинформативные ответы, а брать трубку и разговаривать с ней я не решалась. Она поймет, что с моим настроением что-то не так, а это чревато её попытками вытащить меня куда-то. Рассказывать про Арса я не спешила, надеясь, что слухи не дойдут до неё раньше, чем мы оба выполним условия сделки.

«Ворона, блин, клянусь я тебя задушу при встрече!»

Улыбаюсь этой неосуществимой угрозе, и припоминаю, как Зайцева дулась, когда отец увез нас с мамой в горы, отобрав все гаджеты.

Скривилась, поняв, что снова в мыслях назвала Сомова отцом, хотя мой папа жив и находится в добром здравии.

«Ты слишком меня любишь, Зайцева. Что я опять сделала не так?»

«Это ты демона своего татуированного спроси! Невеста? Какого хрена происходит вообще?!»

Сглатываю ком, понимая, что дело – дрянь. Только собираюсь спросить откуда она знает, как дверь в мою комнату бесцеремонно открывается и на пороге возникает упомянутый с пакетом в руках. Он проходит в помещение и ставит принесенное на мою кровать.

– Иди в душ и одевайся. Через час мы должны быть на приёме.

Сам Славин стоит в черном костюме и белой рубашке без галстука. Верхние пуговицы расстёгнуты и демонстрируют жуткий череп на шее, который невольно привлекает внимание.

– Можно было раньше предупредить.

– Я говорил. Ты не слушаешь меня, Ворона, – хмыкает он, оглядывает почему-то с ног до головы и делает совершенно неожиданное заявление. – Черт, тебе пойдут откровенные платья.

В любой другой ситуации, я бы не обратила на его слова никакого внимания, но сейчас с подозрением смотрю на парня, после хватаю с края постели пакет и заглядывая внутрь, готовясь увидеть там как минимум корсет, стринги и чулки.

Его смешок заставил напрячься, но я все равно выудила черную ткань и осмотрела. Короткое коктейльное платье, не предполагало ношение нижнего белья. Это я поняла, как только увидела вырезы на боках по всей длине платья.

– Я это не одену! – бросаю на скалящегося монстра взгляд.

– А я не спрашиваю, милая, – спокойно отвечает он. – Соответствуй или катись к Грохову.

Я едва зубами не скрежещу от злости. Мне не нравится обращение. Не нравится, что он диктует правила, но я вынуждена согласиться и он об этом прекрасно знает.

– Я не буду это надевать, – сжимаю губы и прямо смотрю в его наглые стальные глаза.

Он секунду или две смотрит в ответ. Уже без тени улыбки на красивом лице, сует руки в карманы брюк и кивает:

– Ладно. Ты знаешь где выход.

Он разворачивается и выходит из комнаты, оставляя потрясенную меня смотреть на то, как медленно закрывается за ним дверь.

– Он меня выгнал? – произношу вслух вопрос, словно здесь есть к кому обратиться.

Но ответа не звучит, а потому я в полной мере представив, как выхожу за ворота и шагаю в неизвестном направлении без защиты и средств к существованию, вскакиваю с постели и несусь в коридор, чтобы громко крикнуть: