И Костя выбрал…

***

В один из ярмарочных дней Костя увидел в толпе праздношатающегося народа, белокурую, сероглазую Лизаньку, приехавшую в город на ярмарку с отцом.

Костя весь день ходил за Лизанькой, не сводил с нее глаз, и девушка, в конце концов, его заметила. Заметила и улыбнулась красавцу цыгану.

Костя проследил, в какое из сел увез отец его избранницу, и, каждый вечер, оседлав коня, отправлялся к ней.

Их взаимная симпатия вскоре стала известна как отцу Лизаньки, так и самому Барону.

Сказать, что тайные встречи пары привели в бешенство обоих отцов – это не сказать ничего.

Костю отливали водой после того, как отец исхлестал его вожжами.

Лизаньку заперли в доме и не выпускали на улицу ни на секунду. Девушка отказывалась есть и чахла на глазах. Костя угрюмо стучал молотом в кузне и смотрел на отца исподлобья.

Барон понял: для того, чтобы наставить сына на путь истинный, табор должен уходить. Может тогда юноша забудет белокурую казачку.

О своем решении Барон объявил ромам.

Те, поворчав немого, не желая куда-то перемещаться на зиму глядя, все же начали собирать скарб и готовиться в дорогу.

Вечером первого дня пути, когда табор расположился на отдых, Барон понял, что старшего сына с ними нет.

Не сказав никому ни слова, он оседлал коня и помчал обратно. Искать непутевого отпрыска и попытаться вернуть его обратно.

Нахлестывая нагайкой каурого жеребца, Барон мчал по направлению к станице, когда, не доезжая несколько километров, заметил слабый, мерцающий огонек костра под раскидистым явором, невесть как выросшем в безбрежной степи.

Барон осадил коня и тихим шагом подъехал к костру.

Его сын, его первенец, тот, кому он хотел передать и власть, и опыт, сидел у костра и грустно ворошил подернутые пеплом головешки.

Барон обвязал вокруг явора поводья, подошел к костру, присел рядом с сыном…

О чем говорили отец и сын, какие доводы приводили друг другу двое взрослых мужчин – для всех и навсегда останется тайной. Их разговор слышала только Таврическая ночь и южные звезды. Но они умели хранить доверенную им тайну…

***

Ранним утром следующего дня Барон стучал нагайкой в ворота дома отца Лизаньки.

Недовольно протирая глаза, недоумевая, кого принесла нелегкая в такую рань, казак отпер калитку.

Барон толкнул едва открытый вход и, держа за руку сына, вошел во двор.

- Здоров будь, хозяин! Думаю, что уже знаешь, и кто я, и какая нужда к тебе привела.

Казак согласно кивнул. А что там было раздумывать? И так все ясно.

- Ну и чего ты, ром, хочешь от меня? – казак недовольно супил брови.

- Я хочу, чтобы ты дал добро на свадьбу наших детей.

- А если не дам?

- Если не дашь – верну табор и сведем твою девчонку со двора. Сыну моему она люба и по жизни дана, верь мне, уж я-то знаю, так что «не мытьем, так катаньем» быть им вместе.

Казак задумался.

Чахнувшая не по дням, а по часам любимая дочь, заставляла обливаться кровью отцовское сердце.

Молодой, красивый двужильный цыган был бы неплохим помощником в хозяйстве.

Но, с другой стороны, кто их знает, этих ромов.

- А почем я знаю, что помешает тебе забрать мою дочь после того, как я соглашусь на их свадьбу, - казак пытливо смотрел в глаза рому.

- Мое слово тому порукой! Я обещаю, что никогда мой табор не раскинет шатры вблизи твоего села. Можешь мне верить – можешь, нет. Выбор за тобой. Просто подумай и не губи жизни наших детей.

***

Село гуляло, пило и ело на свадьбе Лизаньки и Константина.

Табор, вернувшийся по приказу Барона, веселился и плакал.

Веселился от того, что сын их вожака встретил свою единственную и сделал все для того, чтобы быть с нею вместе.