Но вдруг почувствовала что-то родное…

И словно очнулась, потянулась, рванулась к источнику…

И увидела-ощутила Их. Они стояли у входа в тэру рядом со служителем.

– Мама! – крик Воздуха выразился легким дуновением и мать поёжилась. Но не услышала.

– Отец! – надежда таяла вместе с силами…

Едва ощутимое дуновение не тронуло его.

И снова она осып[а]лась пылью, ложилась под ноги родных людей, отдавших её на растерзание Стихии.

– … да, я подправил грамоту, но она должна справиться… – доносится издалека родной голос…

– Вы спятили! Уровень превышен на порядок… – чужой резкий и взволнованный.

– Лучше так, чем позорная бездарность… – снова родной…

– Не говори так, она справится… – ещё один родной голос…

А пыль снова взвивается в воздух, чтобы заглянуть в эти родные глаза, потому что голос не выражает тревоги, ни один, ни второй… холодны и спокойны…

Служитель ушёл, нервно постукивая посохом.

– Воздух… какой позор… лучше бы ей не выйти из тэры… – задумчиво и совсем непечально произносит оте… Риан Лейз… а Диана Лейз, кладет ему на плечо руку в ободряющем жесте.

Не будет больше слов! А пощёчина Ветру удается куда лучше!

Риан Лейз, отступив на шаг, держится за ужаленную стихией половину лица, они оба растеряно озираются, но не находят напавшего.

– Не дождетесь! – зло выдыхает Ветер, подымая пыль вокруг, и снова мир множится и рассеивается, но запала злости хватает для того, чтобы устремиться к тэре, прорваться сквозь стены и, сминая ритуальный Вихрь, броситься к окровавленному телу. Влиться в него и – взорваться невыносимой болью.

 

А затем пришла милосердная тьма, сменившаяся мокрой от слез подушкой, старой, немного скрипучей кроватью и маленькой комнатой, подсобкой Музея магии.

Тяжело дыша, Лина села в постели, отерла дрожащими руками с лица пот и слёзы…

– Что это было? – спросила она у пустоты. Фиша на месте не было, за стенкой негромко шуршал непрошеный помощничек Дин, но он услышать её не мог. Как и ответить на вопрос.

«Ты видела мой сон?!» – подозрительно бодро звучала мысль Глинки.

– Похоже на то, – всё ещё вслух ответила Лина.

«Здорово!» – Мелкая, и правда, казалась очень довольной.

«И часто тебе это снится?»

«Не знаю, не считала, не помню», – ответила Глинн, но фоном звучало: «часто».

«И так оно и было на самом деле? Жуть…»

«Ага», – легко согласилась маленькая повелительница Воздуха.

«Ты мне этого не показывала раньше… почему?»

«Больная тема. Мне было неприятно об этом вспоминать. Хватало снов».

«А… это могло тебе показаться? Ну, насчёт разговора родителей и служителя тэры».

«Когда меня вынесли из тэры, я всё ещё была в сознании, хоть и не могла говорить. Родители смотрели на меня с ужасом. Но если это ещё можно отнести насчёт переживания за пораненную кровиночку, то ужаленная Ветром щека отца алела маком и говорила за себя. Я полгода провалялась в лечебнице, пока восстановилась сточенная ветром кожа. А ещё через полгода меня сплавили сюда».

Только теперь Лине удалось в полной мере понять чувства Глинн, и поверить, что она действительно, – ни за какие посулы – не вернется к «семье».

«А мои сны ты видишь?» – кольнула неоформленная тревога.

«Нет!»

Резкий ответ и запущенный вихрь мыслей заставляли усомниться.

«А Фил Шеннон тебе снится?»

Контрольный выстрел, то есть вопрос, работает идеально, мелкая проваливается в свои закутки, не желая отвечать. Как всегда…

Вероятность того, что небесные «танцы» с маньяком – навеяны мечтами Глинки возрастает многократно…

Необходимо выяснить, как он выглядел. Спрашивать о таком поклонника Глинн как-то неудобно, но видимо придётся.