Я не собирался никого жечь. И даже очень глубоко в душе, на самом затаенном её донышке, понимал, что не справедлив. Что девчонка не виновата, и что ей вовсе не просто, явившись из немагического мира, столкнуться с собственным, но таким незнакомым Даром, который оказался слишком мощен здесь, где сам воздух пропитан духовной силой. И ненавидеть её за это бессмысленно, а перекладывать на её голову собственную беду неправильно. И безнадежно.

Но ничего я не мог с собой поделать. Ощущение, что она меня обворовывает, было острым как каленый нож, как тонкая горячая спица, пронизывающая меня насквозь, до физической боли, до звона в ушах.

Я не собирался никого жечь.

Я предпочёл бы уйти.

Я всё ещё сидел практически у неё на плече и уже намерился спрыгнуть, и умчаться прочь (как истеричка, честное слово!), но девчонка прижала меня рукой, удерживая, – реакция, чтоб её!

– Зажги, – одно только слово.

И пока я лихорадочно размышлял, не выбрала ли она такой изощренный способ самоубийства, Глинн пояснила:

– Давай свой фейерверк! Зажги!

Я задрал голову вверх одновременно с Дайром. Туман над нами рассеялся – в утреннем сером небе витали золотистые перья облаков. Действительно, я же сам хотел…

– Флос-игнис, – произнес я на грани сознания, пропуская сквозь себя Дар. Дар, которого у меня не было...

И три маленьких искорки, проскользнув меж прутьями клетки, устремились ввысь, набухая, напитываясь стихией, оборачиваясь пламенными цветами, горящими лилиями. Ослепительно вспыхнув на пике полёта, они рассыпались мириадами искр, которые медленно опускались вниз, чтобы исчезнуть среди струящихся хвостов Дайра, на мгновение показавшихся рыжими как сам огонь…

И я смеялся.

Переполненный счастьем, я перепрыгивал с одной головы – Дайровой, на другую – Мурхину, оказавшихся самыми высокими точками, а ходить по низам или холодным прутьям я был не настроен.

И они смеялись со мной.

Когда я при… «приголовлялся» на Дайра в мыслях вспыхивало ромашковое поле, а Глинн – или Глинка – иногда ловила меня и подбрасывала вверх…

…И это вовсе не слезы были, фу-фу-фу, – просто вспышка ослепила…

***

Но всему хорошему рано или поздно приходит конец, а любая бочка мёда, как водится, подвержена вмешательству той или иной дозы дегтя…

Эйфория схлынула, словно смытая ушатом воды, а мы как-то разом осознали всю глубину безумия, творимого нами. Особенно я и особенно мной.

Мурхе есть Мурхе, что с неё взять. Она и девчонка, и дурочка, что ни говори. С Дайра тоже взятки гладки – у него другие категории мышления и приоритеты, неподвластные логическому осознанию. А вот я?

Во-первых, нельзя было запускать "искристый цветок". Для проверки сил вполне хватило бы маленькой "флашки". А уж устраивать дикие пляски с бубном – вообще верх дурости. Нужно было бежать прочь – и оставить Дайра самого разбираться. Что ему станется?

– Сканируй округу, есть кто рядом? – я встал столбиком между ушами Стража, прислушиваясь. – Надо уходить. Мне-то ничего, но Глинн днём не спрятаться.

«Инумбрату» исключительно ночное заклинание, насколько я помню.

На удивление – вокруг было пустынно. Никто не спешил интересоваться источником утренних салютов. И я немного расслабился, всё-таки, несмотря на всю зрелищность, «флос-игнис» – бесшумен, и ввиду раннего часа не привлек внимания.

Мурхе же вообще была исключительно беспечна, глупо улыбалась и мечтательно таращилась в небо.

Девчонка.

– Пошли, – я запрыгнул к ней на плечо, чем слегка привел в чувство.

– М-м? – дернулась она. – А, да, надо идти.

По дороге я распекал Мурхе за безалаберность, она вяло огрызалась и зевала во всю пасть. За пару шагов до границы тумана вообще остановилась.