– Яр... – шепнул призрак. – Надо уходить.

Яромир вскинул голову и, проследив за взглядом покойного товарища, беззвучно выругался.

Они были везде. На мохнатых еловых лапах, на иссохших корявых сучьях и колючих сосновых ветвях. Повсюду. Стриксы смотрели на него, и от голодных цепких взглядов становилось не по себе. Так филин наблюдает за добычей, когда понимает, что жертве не уйти. Полуптицы не двигались. Не издавали звуков. Просто сидели и смотрели. Жёлтые глаза слабо мерцали в темноте.

Тьфу ты, погань!

Ледорез замер. Застыл истуканом. Одно неосторожное движение, и твари устроят кровавые пир с его кишками в качестве основного блюда. Нехорошо. Но и дальше торчать бельмом не вариант: он только что зарезал одну из них. Стайные стриксы такого не прощают. Они нападут. Обязательно нападут. Когда – вопрос времени. Точнее – нескольких секунд.

Не поворачивая головы и стараясь не дышать, Яр скосил глаза влево. За иссохшими вётлами чернел зёв оврага. Крутой, усыпанный жухлой травой склон резко уходил вниз, туда, где, мягко ударяясь о камни, бежал лесной ручей.

– Далеко падать, – присвистнул Марий. Хорошо, что полуптицы не могли его слышать. – Но в целом мысль затейная. Одобряю.

Ледорез выдохнул, досчитал до трёх и, прикрыв голову руками, сиганул с обрыва. Сухостой затрещал, стриксы с яростным криком взмыли в тёмное небо, однако в узкую, поросшую колючей лозой и закутанную туманом ложбину твари не сунулись: размах крыльев не позволял. На это Яр и рассчитывал. Сгруппировавшись, он летел вниз, собирая камни, колючки, пни, коряги и все известные ругательства...

Замедлить падение помог валун: о него Ледорез приложился особенно знатно. Так, что очухался только на дне оврага, у кромки ручья. Мокрый, изломанный, грязный... но живой. Пока ещё живой.

Яромир попытался встать, но застонал от боли. Вот же... погань! На четвереньках он подполз к берегу и принялся жадно пить, черпая ладонями холодную чистую воду. Утолив жажду, кое-как смыл с лица кровь и грязь и уселся, привалившись спиной к кривому стволу ольхи. Закрыл глаза. Выдохнул. Надо бы заняться бедром: когти хищной полуптицы оставили на память три борозды. Глубокие, с рваными краями, раны могли воспалиться в любой момент. Да, определённо, надо заняться бедром...

Да вот только все целительские приблуды остались в седельной сумке! А ещё там осталась еда. По ней Яр тосковал особенно сильно. Как, впрочем, и по кобыле, к седлу которой всё добро было присобачено.

Проклятый лес. Проклятые мухоморы! Как теперь найти каурую? Да и стоит ли искать – наверняка несчастную уже сожрали местные обитатели. Стриксы, мавки, кикиморы, лешие, волколаки, плотоядные деревья... или ещё невесть кто.

– Да, чудовищ здесь хватает, – изрёк Марий в унисон его мыслям. Он сидел на корточках у самой воды и рассматривал камешки. – Одно страшней другого.

– М-м-м... – промычал Яромир в ответ. Задрыхнуть бы сейчас хоть на полминуты!

– Хей, не вздумай уснуть! – призрак явно хотел его пнуть, да не вышло. – Не то от тебя даже костей не останется.

"Где ты, где, краса моя, девица? Куда прячет тебя метелица? За горами, за долами, да за снежными полями..." – раздалось тихое, под стать журчанию ручья, пение.

Ледорез резко выпрямился. Что это? Неужели опять мавки?

Вооружившись кинжалом, он беззвучно подобрался к кустам можжевельника. Марий добрался туда раньше и теперь пялился на источник звука. Яр проследил за его взглядом.

На противоположной стороне, по тропинке вдоль берега шла девушка. Совершенно обычная: невысокая, хрупкая, в простом дорожном платье цвета графита и карминово-красном шерстяном плаще с капюшоном. В одной руке она несла фонарик, в другой – плетёную корзинку.