Аделия поднялась из-за стола.

 – Не думаю, что это ребенок, – сказала она. – Пожалуй, прилягу сегодня пораньше! Спасибо за ужин. – И поспешила покинуть большой, сумрачный холл, в котором ужинать в одиночестве было совершенно невыносимо.

Словно ее заживо погребли в этом большом, старом доме...

С двумя слугами.

И полным отсутствием минимальных удобств.

 – Ничего, я выдержу это, – сказала Аделия стенам, стиснув руки в крепкие кулаки. – Выдержу, чего бы мне это ни стоило. Ни Джону, ни Шерманам не сломить меня...

И девушка, уткнувшись лицом в подушку, позволила пролиться слезам, которые сдерживала целый день кряду. Здесь, в уединении этой комнаты, слабость была дозволена ей как отдушина...

Больше нигде.

И, засыпая, она представляла, как рука Адэра Брукса гладит ее по плечу.

Успокаивает...

Дарит уверенность в новом дне.

Как будто он даже нашептывает на ухо...

… Аделия резко проснулась: почти догоревший камин не разгонял теней по углам. Она озябла, к тому же ей приснился кошмар...

Такой жуткий, что ее до сих пор немного потряхивало.

Что же ей снилось?

Она попыталась припомнить, но выходило не очень... Кажется, там была женщина, возможно, даже она сама, и она куда-то бежала или... бежали за ней... Да, кто-то бежал за ней по лесу. Кто-то желал причинить зло...

Где-то в доме хлопнула дверь. Она услышала голоса за окном...

И поднялась с постели.

Брэди шел по двору размашистым шагом, явно торопился куда-то. С ним – огромный детина футов шести росту, не меньше.

Что происходит?

Аделия поняла, что не сможет уснуть, если не выяснит это: дела Айфорд-мэнор, какими бы они ни были, касались ее напрямую. А потому она надела халат и, накинув поверх него плащ, вышла за дверь...

Дом был достаточно стар, чтобы скрипеть половицами и стенать гуляющим сквозняком в дымоходе, –  он так и делал, словно хотел испугать ее и заставить вернуться. Но Аделия была слишком практична, чтобы верить в детские сказки про привидений...

Люди – вот кого следовало бояться.

Она хорошо усвоила эту истину в последние месяцы...

Во дворе было пусто, лишь едва тлел огонек в фонаре у конюшни, а еще блеяли овцы... В тишине ночи Аделия явственно слышала это. И пошла на тревожное это блеянье, догадавшись вдруг о причине: в овечьем загоне ягнилась овца.

Они всегда так кричали, и девушка помнила, как ее гнали прочь: мол, девицам там глядеть не на что. Возвращайся домой...

Теперь ее выгнать некому. Этот дом – ее вотчина.

И Аделия заглянула в овчарню...

Брэди и тот высокий – Дван, догадалась она – склонились над слабо поблеивающей овцой. Она дергалась, как бы желая встать на ноги, но Дван мягко гладил ее по вздутому боку, не давая подняться...

 – Нет, девочка, успокойся. Время еще не пришло! – успокаивал он ее мягким голосом, так не вяжущимся с его огромным телосложением. – Потерпи, милая, скоро все разрешится. Не давай ей подняться, – обратился он теперь к Брэди, – и разговаривай с ней, она это любит... Голоса ее успокаивают.

Сам поднялся и вдруг увидел хозяйку... Замер, сведя брови на переносице, и Аделия абсолютно по-детски ждала гневного нагоняя, но он молча направился вглубь овчарни.

И Брэди, тоже ее заметивший, произнес:

 – Овцы ягнятся, моя госпожа. Сразу три первокотки, как по сговоренному... Дван волнуется. Позвал меня помогать... – И спросил: – А вам что не спится? Хотели чего? Гленис живо поможет, только растолкайте ее.

Аделия головой замотала.

 – Нет, я услышала голоса во дворе и проснулась. Мне ничего не нужно. Могу я... помочь?

 – Помочь? – Брэди плечами пожал, глянув на овчара. – Это надо Двана спросить... – сказал нерешительно, словно побаиваясь здоровяка.