Ледорез не сдержался − хмыкнул: вот же охальник неугомонный! И ведь даже придушить нельзя.

− Пошли уже. − Он откинул полог. − Надо забрать Горыню, пока его снова не оприходовали.

11. ГЛАВА 11

Колченогий Ваалто не соврал: страхобабы действительно подняли вой. И такой, что, должно быть, в самой Пустоши услыхали.

− Мэйнайонен! − причитали они, заламывая руки. − Не покидай нас, Превосходный муж!

− Мы будем любить тебя! Холить и лелеять!

− Поить тюленьим молоком и сладким мёдом!

− Кормить икрой белорыбицы!

− Не уезжай! Останься! Мы родим тебе чистых детей! Смелых сыновей и ласковых дочек!

Горыня сидел в седле, понурившись. Щёки его пылали ярче зарева. На скулах ходили желваки.

− Ты − наш господин! Наш возлюбленный! − рыдали уродицы.

− Не передумаешь? − вопросил Яр, изобразив самую серьёзную мину из всех возможных.

Горыня обжёг его взглядом и тронул коня − толстоногого мохнатого мерина в крупных яблоках, которого община любезно предоставила обожаемому Мэйнайонену.

Ледорезу тоже достался выезд − полудохлая беззубая кляча цвета пыли. Многого от кобылы Яр не ждал: довезёт до гряды и не сдохнет − уже хорошо. Эх, жаль Каурая сгинула. Преотличная была зверюга.

Сопровождать их вызвалась разноглазая Виива. Малявка гордо восседала на крепко сбитом пони, льняная грива которого доходила почти до самых бабков. Ваалто поручил ей вернуть одолженных лошадей обратно, и девчонка раздувалась от важности.

− Держитесь меня, − сказала она, сворачивая к подёрнутой инеем стежке. − Я − дочь повитухи, а потому все тропинки тута знаю. Коли отстанете − заплутаете! А плутать тута опасно − ведмеди белые кругом, нануки да ирбисы, зазеваешься так и сцапают! А однажды я росомаху видела. Видел ты росомаху, чистый муж? Зубищи во-о-от такие и когтищи вострые!

Продолжая трещать, Виива пустила длинногривого конька вперёд. Яромир и Горыня чутка поотстали. Они ехали молча, и это вполне устраивало, но, как только девчонка удалилась настолько, что не могла их слышать, Пятый заговорил.

− У тебя... − начал он и осёкся. Кашлянул и зарделся, опустив очи долу. − У тебя были... ну... женщины?

Бредущий рядом Марий хохотнул и покачал головой, а Яромир многозначительно глянул на парня. Слова не потребовались − Горыня понимающе кивнул.

− А они... − продолжил он, сдерживая мерина, чтобы тот шагал с серой клячей нога в ногу, − ...все были красивыми?

− Нет.

Пятый сморщил лоб, видимо, переваривая сказанное, и снова полез с вопросами.

− А случалось... ну... жалеть о том, что сделал?

Яр на мгновение задумался. В памяти всплыл первый опыт. Тот самый, в "Игривой кисоньке", когда нажрался вусмерть и уснул в разгаре действа. Жалел ли он? Вряд ли. Он был молод и пьян, а молодые и пьяные ни о чём не жалеют.

Интересно, терзался бы Горыня, если б его силой залюбили красавицы?

− Ободри мальчонку, − Полумесяц посмотрел на Пятого с искренним участием. − Парень весь извёлся. Жалко его.

Яромир тяжело вздохнул. Только этого не хватало! Не умел он ободрять. И успокаивать тоже.

− Всегда полезно научиться новому, − с важным видом изрёк покойник. − Ты же освоил салфетку. И с этим справишься.

Ледорез глухо рыкнул, а Марий лучезарно улыбнулся. Вот стервец!

Ладно. Ободрять так ободрять.

− Хорош ныть, − бросил он Горыне. − Ты − наймит, а не девица. Жалей, не жалей − ничего не изменишь. Так что завязывай страдать и думай о пользе, какую извлёк.

− О пользе? − брови Пятого поползли вверх. − О какой пользе?! Они же меня...

− Во-первых, не они тебя, а ты их, − перебил Яр. − А во-вторых... − он криво улыбнулся. − У тебя ещё будут бабы. И когда дойдёт до дела, ты наверняка будешь знать, что к чему. Любую довольной оставишь.